Ги Бретон - Распутный век

Как только де Шуазель покинул Версаль, м-м дю Барри затеяла интригу с целью назначить на пост министра иностранных дел герцога д'Эгийона, которого злые языки называли ее любовником. Утверждали, что Людовик XV, утомленный всевозможными излишествами в постели, больше не был в той форме, которая нравится дамам, а порошку из шпанских мух не всегда удавалось спасти положение. Фаворитка, обладавшая неуемным темпераментом, заказывала тогда поварам специальные блюда — она сама составляла меню и, вспоминая то, что узнала в свое время у Гурдан, изобретала особо возбуждающие яства. В такие вечера король ел трюфели, всевозможные специи, взбитый с коньяком яичный желток, мед и, естественно, артишоки. Артишоки в восемнадцатом веке считались настолько эротическим блюдом, что молодые девушки не осмеивались их даже пробовать, а продавцы на улицах откровенно расхваливали товар:

Эти возбуждающие средства не всегда давали ожидаемый фавориткой результат. Часто Людовик XV уходил в спальню с низко опущенной головой. Потому то, как говорили, м-м дю Барри и взяла в любовники д'Эгийома.

В июне 1771 года король поручил ему управление Министерством иностранных дел. Мари-Антуанетга была этим расстроена, так как знала, что новый министр, ненавидевший де Шуазеля, решил переиначить политику своего предшественника, саботировать франко-австрийский союз — детище м-м де Помпадур и опального де Шуазеля. Желая угодить фаворитке, принадлежащей к антиавстрийской партии, д'Эгийон отныне не удосуживался назначить посла в Вену, в то время как Австрию в Париже представлял один из самых опытных ее дипломатов — граф де Мерси-Аржанто. Следовало опасаться худшего.

Мысль о том, что Франция могла отделиться от ее страны, заставляла Мари-Антуанетту еще больше ненавидеть м-м дю Барри. В знак полнейшего презрения она вовсе перестала ее замечать — в гостиных, коридорах даже не смотрела в ее сторону. Когда фаворитка пыталась привлечь ее внимание остротами или раскатами смеха, она проходила мимо, поджав губы и глядя в потолок. Иногда она останавливалась с дофином в нескольких шагах от м-м дю Барри, отворачивалась к окну и рассеянно, словно а пустой комнате, барабанила по стеклу, напевая какую-нибудь мелодию… Фаворитка в бешенстве удалялась в свои апартаменты. Двор, разумеется, страстно следил за этой игрой. Сражение двух женщин забавляло, а мужество маленькой дофины восхищало придворных.

От подобной череды оскорблений м-м дю Барри вскоре лишилась сна. Она заявила королю, что не потерпит подобного отношения со стороны Мари-Антуанетты.

— Из меня ежедневно делают посмешище. Вы должны заставить эту рыжую девчонку со мной раз говаривать! За нами следит весь двор. Я настаиваю на том, чтобы меня уважали!

«В XVIII веке достойным внимания считались лишь светловолосые женщины с голубыми глазами; темноволосые успехом не пользовались; рыжих же просто не замечали. Д'Арженсон утверждает, что рыжий цвет их волос бесчестит. Но м-м дю Барри лгала, называя Мари-Антуанетту „рыжей“, — дофина была блондинкою.»

Король пообещал вмешаться. Положение его было довольно неловким — он искал способ уладить ситуацию.

А в это время нетерпеливая и изворотливая фаворитка принялась действовать сама. Она пригласила графа де Мерси, оставила его ужинать, была обворожительна и без труда покорила его, вполне очаровала…

Перед королем она поставила новую задачу:

— Велите австрийскому послу вразумить дофину!.

Людовик XV согласился, хотя и неохотно, и пригласил к себе дипломата. Как обычно, он выражался двусмысленно и с недомолвками:

— До сих пор, мсье де Мерси, вы были послом императрицы, я прошу вас стать на какое-то время моим послом. Я люблю мадам дофину всем сердцем, она мила… но так неопытна. Муж не в состоянии ее направить, и потому ей сложно избежать ловушек интриганов. Я был бы вам признателен, если бы вы посоветовали мадам дофине обращаться с каждым придворным надлежащим образом.

Вечером м-м дю Барри в двух словах прояснила де Мерси-Аржанто расплывчатые и запутанные намеки монарха:

— Я желаю, чтобы мадам дофина хотя бы раз сама ко мне обратилась.

Все дело было в этом. «Таким образом, — пишет Пьер де Нольха, — комплименты, заискивания, интимные беседы, расположение короля, кокетство дамы — все это ради одной цели: чтобы Мари-Антуанетта, неважно когда, произнесла одно слово, все равно какое, адресованное м-м дю Барри, и признала таким образом ее положение при дворе»

Посол решил попробовать и явился к Мари-Антуанетте. Он обратился к ней со словами:

— Если мадам великая герцогиня своим поведением хочет показать, что она знает о роли графини дю Барри при дворе, ее достоинство требует того, чтобы она потребовала от короля запретить этой женщине появляться в ее окружении. Если, напротив, она не хочет замечать истинного статуса фаворитки, надо обращаться с ней ровно, как с любой придворной дамой, а когда представится случай — заговорить с ней, хотя бы одни раз, чтобы не существовало повода для жалоб.

Маленькая дофина покачала головой. — Я никогда не заговорю с этой женщиной.

Посол был в отчаянии. Он объяснил дофине, что ее отношение к фаворитке, вызвав недовольство Людовика XV, может нарушить франко-австрийский альянс. Но и этот аргумент не возымел действия. На следующий день Мари-Антуанетта прошла мимо фаворитки с упрямо сжатым ртом.

В то время как дофина продолжала презирать м-м дю Барри, на востоке Европы надвигались значительно более важные события. Русская Екатерина, прусский Фридрих и австрийская Мари-Тереза готовились разделить Польшу на части. Императрица Австрии была, однако, несколько обеспокоена. Франция, поддерживающая добрые отношения с Варшавой, могла разорвать франко-австрийский союзнический договор и помочь полякам. Надо было как-то развязать себе руки…

Тогда-то Мари-Терезе пришла в голову гениальная мысль. Де Мерси посвятил ее в баталии Версальского двора. Она купит нейтралитет и молчание короля Франции в польском деле — заставит свою дочь стать любезной с бывшей проституткой из Пале-Рояля. Мари-Антуанетта получила от матери немыслимое письмо: «Одно слово о ее наряде, пустяк вызывает у вас столько гримас? Я не могу больше молчать. Де Мерен поговорил с вами и передал вам пожелания короля, а вы посмели не выполнить ваш долг? Какое вы можете привести достойное оправдание? Никакого! Вам следует видеть в дю Барри лишь даму, допущенную ко двору и к обществу короля. Вы — его первая подданная и должны служить при дворе примером послушания его воле. Если бы от вас требовались какие-то низости, фамильярность, то ни я, ни кто другой не посоветовали бы вам совершать это. Но нужно лишь безразличное слово, взгляд — не для дамы, а для вашего деда, господина, покровителя».