Александр Феклисов - За океаном и на острове. Записки разведчика

Выполняя наказ генерала Савченко, я рассказал агенту, каким образом ему следует проверяться, чтобы выяснить, ведется ли за ним слежка. Рекомендовал ему также не приходить на встречу в случае малейшего подозрения, что за ним есть «хвост». Клаус ответил, что он полностью понимает необходимость рекомендации, и просил, чтобы я приходил на встречу тоже только «чистым». Здесь же мы договорились о способах взаимной проверки перед тем, как вступать в личный контакт.

— Я рад нашему разговору, — заметил Клаус, внимательно посмотрел мне в глаза и после небольшой паузы, улыбнувшись, спросил:

— Неужели ваш «бэйби» скоро появится на свет?

— О каком «бэйби» идет речь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Я имею в виду советскую атомную бомбу. Судя по вашим устным и письменным вопросам, я понимаю, что через года два в СССР взорвут «штучку».

Я отказался комментировать высказывание Клауса, сославшись на свою некомпетентность и неосведомленность в этих вопросах.

Но он с заметной радостью продолжил:

— Я-то вижу, что дела у советских коллег продвигаются успешно. Никто из американских и английских ученых не ожидает, что Советский Союз создаст свою «штучку» ранее чем через шесть-восемь лет. Для этого у СССР, считают они, нет достаточного научного, технического и промышленного потенциала. Я очень рад, что они ошибаются.

Прощаясь, я взял у Фукса довольно пухлый пакет с материалами и поблагодарил его за помощь.

— Не нужно об этом говорить, — сказал Клаус, — ваш вечный должник.

Пожелав друг другу всего самого доброго, мы расстались.

Через полтора месяца Центр прислал оценку материалов Фукса о промышленном объекте в Уиндскейле по производству плутония. Полученные материалы, говорилось в ней, были очень ценны и позволяли сэкономить двести — двести пятьдесят миллионов рублей и сократить сроки освоения проблемы.

Последующие встречи с Клаусом проходили также напряженно, но спокойнее, чем первая. Это объяснялось тем, что мы уже достаточно познакомились друг с другом, тщательно проверялись перед тем, как вступать в контакт, надеялись один на другого.

Но «холодная война» разгоралась все сильнее, и, как однажды сказал Клаус, ее пламя уже проникло на территорию Харуэлла: оттуда уволили трех молодых сотрудников за прогрессивные взгляды. В беседах ученые избегали говорить что-либо одобрительное о Советском Союзе. В связи с этим я всегда подчеркивал, что на усиление активности контрразведывательных служб мы должны отвечать проявлением большей бдительности и конспиративности в работе. Вновь и вновь подчеркивал: когда у ученого возникает подозрение, что за ним ведется слежка, он ни в коем случае не должен выходить на встречу.

Дважды Клаус пропускал очередную явку. Тогда все дни в ожидании запасной встречи превращались для меня в сплошные мучения. В голову лезли мысли о том, что с ним могли случиться самые невероятные вещи. А главное, меня не покидала мысль, что ученый за три-четыре месяца мог забыть или перепутать время, день и место нашего рандеву. Появлялись сомнения, куда идти на свидание с ним, — по условиям запасной или основной встречи? Я всегда исходил из того, что у Клауса отличная память, он все запомнит правильно и отправится на место запасной встречи. И действительно, в точно назначенное время ученый приходил на явку.

К своей деятельности по оказанию помощи Советскому Союзу Фукс относился серьезно, с душой, проявлял инициативу. Он всегда старался полностью выполнять наши задания. Передавая информацию, часто говорил:

— Здесь то, что вы просили, и еще кое-что дополнительно, по-моему, нужное для ваших друзей.

Начиная с января 1948 года материалы Клауса получали в Центре самые высокие оценки. Однажды, узнав об этом, агент сказал, что рад слышать такое мнение, а затем добавил:

— Я уверен, что советские товарищи, конечно же, смогут сделать атомную бомбу без посторонней помощи. Но передавая материалы, я хочу, чтобы мои московские коллеги не пошли по неверному пути и не потеряли драгоценное время. Я хочу, чтобы советское правительство сэкономило материальные средства и сократило срок создания ядерного оружия.

Запомнилась мне беседа с Фуксом на встрече в феврале 1949 года. Получив от источника материалы, я быстро передал их товарищу для дальнейшей доставки по назначению. Освободившись от секретных материалов, я, как было условлено, направился в небольшой парк, где планировалось провести беседу.

Был субботний полдень, стояла типичная для Лондона прохладная, пасмурная погода. Я и Клаус сели на лавочку и начали разговор. Перед нами на площадке бегали и играли дети, а их родители сидели на скамейках, разговаривали или читали газеты. Как обычно, я выяснил у агента обстановку в Харуэлле, отношение к нему руководителей; спросил, не замечает ли он за собой чего-либо подозрительного. Затем получил устную информацию от ученого по присланным из Москвы вопросам, дал задание по подготовке материалов к следующей встрече.

Когда обсуждение сугубо деловых вопросов было закончено, Клаус радостно произнес:

— Команда Курчатова на всех парах идет к цели. Это очень хорошо!

А затем взволнованно добавил:

— Из ваших вопросов совершенно ясно, что скоро советский «бэйби» подаст свой голос и его услышит весь мир. Это будет самой большой радостью в моей жизни. И не только в моей. Это станет радостным событием для всех прогрессивных людей. Политике атомного шантажа, проводимой американской администрацией, придет конец.

Голос его звучал громко, хотя обычно его речь была сдержанной и бесстрастной.

После краткого молчания я спросил Клауса: — Вам не надоело оставаться холостяком? Может быть, пора жениться, создать семью. Нам кажется, что тогда к вам будет больше доверия на службе. Вы сможете войти в самые респектабельные научные и светские круги, что, несомненно, будет способствовать дальнейшей карьере…

Серьезно, как бы выдавая свои сокровенные замыслы, ученый ответил:

— Я не один раз думал об этом. Отдаю себе ясный отчет, что, помогая Советскому Союзу, встречаясь с вами, я подвергаю себя большой опасности. Можно сказать, что я хожу по полю, усеянному минами. Один неверный шаг, малейшая ошибка в нашей с вами работе будут иметь для меня роковые последствия. Сам лично я готов к этому. Но, честно говоря, не хочу, чтобы из-за меня страдали жена, дети.

Наступило молчание, затем Клаус продолжил:

— Главное же, в мои планы не входит создание семьи в Англии.

— Что это за планы? — поинтересовался я. Ученый твердо ответил:

— Я хотел бы помогать Советскому Союзу до тех пор, пока он не создаст и не испытает свою атомную бомбу. После этого возвращусь домой, в Восточную Германию. У меня там есть друзья. Там я женюсь и буду спокойно работать. Это моя самая заветная мечта.