Кэтрин Дюпре - Джон Голсуорси

Каковы бы ни были недостатки Гарнета – критика и наставника, Голсуорси и его окружение считали дружбу с ним неизбежным приложением к серьезной литературной карьере. «Те из нас, кто хочет хорошо работать, рано или поздно придут к нему. Так почему бы не сделать это раньше?» – писал Голсуорси Моттрэму в 1904 году.

Из этой ранней переписки Голсуорси с Эдвардом Гарнетом ясно, что Голсуорси к тому времени уже стал крупной личностью и имел собственное мнение о своем творчестве; он знал, куда шел и что хотел делать. Профессиональная помощь Гарнета была ему нужна для достижения своих целей, но он не желал, чтобы Гарнет разъяснял ему, что это за цели. Опубликованные им произведения свидетельствовали о том, что появился новый писатель, может быть, даже великий писатель. Он обнаружил в себе талант сатирика: сатира была именно тем оружием, которым он прекрасно владел; его произведения были зеркалом, в котором общество увидело свое истинное лицо, свой эгоизм, пустоту существования, ложные ценности и лицемерие.

Тогда же он пытался найти какой-нибудь компромисс, чтобы решить свои личные проблемы; он уже не был отчаявшимся, сосредоточенным на самом себе Жилем Легаром из романа «Джослин», но в обществе продолжал оставаться изгоем. Ведь из-за связи с Адой большинство представителей его класса не могли принимать Джона у себя или относиться к нему с должным уважением: Моттрэм вспоминает, как однажды, когда Голсуорси взял его с собой в свой клуб «Юниор Карлтон» [43], один из молодых членов клуба сделал вид, что не заметил Джона. Позже писатель почувствовал, что ему не следует появляться в клубах или в обществе. Изгнанный из общества, он мог теперь легко контактировать с отверженными – бедняками, представителями низших сословий, заключенными, словом, «отбросами общества». О них он собирался писать, они были предметом заботы Ричарда Шелтона, героя «Острова фарисеев», и убедительным обоснованием для атаки Голсуорси на «форсайтизм» – художественное воплощение основных черт привилегированных, самодовольных «сливок» общества.

Но по иронии судьбы именно Ада – причина его остракизма, основной повод крестового похода Голсуорси против общества – в конце концов вернула его в это общество, превратила его из «сердитого молодого человека», каким он был в 1905 году, в значительную общественную фигуру 1920-х годов. Характерно замечание Моттрэма о том, что, когда Голсуорси стал «одной из наиболее известных личностей своего времени, Ада стала аккуратно заменять его имя на «Дж. Г.», оставив «Джека» и иногда «Джона» для личного пользования».

Однако, подвергаемый остракизму определенными слоями общества, именно в это время Голсуорси тесно сошелся со многими писателями, причем некоторые из них сделались его близкими друзьями, что, возможно, также стало одной из причин его гонений. Позднее эти привязанности перешли в обычные знакомства, и у него осталось мало близких друзей вне семейного круга, хотя они с Адой общались с огромным количеством людей. Ада перечисляла их в своем дневнике, а Джон жаловался, что у него болит рука от постоянных рукопожатий.

Дружба Голсуорси с Эдвардом и Констанцией Гарнет поддерживалась и углублялась, он был частым гостем в их доме, а также любил гостить у Конрадов, постоянно менявших место жительства: «С 1895 по 1905 год я часто гостил у них – сперва в Стэнфорде в Эссексе, затем в Стэнфорде в Кенте. Хозяин был неизменно внимателен и добр ко мне, когда мои щенячьи глаза стали открываться и я, находясь еще только на подступах к литературе, начинал борьбу за овладение мастерством». Бывал Голсуорси и в Пенте близ Олдингтона в графстве Кент. «То было уютное жилище, где все время приходилось помнить о низких потолочных балках, где за окнами резвились утки и кошки, а дальше, на лугу, – ягнята».

Джозеф Конрад к тому времени ушел с морской службы и теперь с огромными трудностями пытался прожить с женой на литературные заработки. Джесси была милым домашним существом, но по уровню интеллекта совершенно не подходила своему мужу, и для вдохновения и поддержки в работе ему необходимо было постоянное общение с друзьями. «Я была благодарна, когда кто-нибудь из самых близких его друзей – Джон Голсуорси, Эдвард Гарнет или Е. Л. Сондерсон – могли приехать к нам на весь уикенд. Симпатия и поддержка, исходившие от них во время этих посещений, благотворно влияли на «умственный механизм» Конрада и вселяли в него бодрость», – писала Джесси после смерти мужа. Тем более что Конрад был таким писателем, который нуждался в поддержке, легко приходил в отчаяние, падал духом и терял уверенность в себе: «Все, любой успех кажется таким безнадежно далеким, как будто он находится за пределами времени, отпущенного человеку, как будто это одно крошечное мгновение, ради которого мы должны безумно суетиться, – писал он Голсуорси. – Вы не представляете себе, как поддерживает меня Ваш интерес ко мне. Я невыразимо устал думать и писать, видеть, чувствовать, жить».

Эту дружбу оба писателя пронесли через всю свою жизнь, но больше всего они встречались в то десятилетие перед женитьбой Голсуорси и писали друг другу почти каждую неделю, хотя, к несчастью, все письма Голсуорси утеряны. Удивительно, что Голсуорси ничего не говорил Конраду о своих литературных планах до тех пор, пока они не стали осуществляться и книга «Под четырьмя ветрами» не оказалась в издательстве. «Этот хитрец никогда не говорил мне, что он пишет, – писал Конрад Анвину в марте 1897 года. – Он первоклассный парень, умница, повидал мир». По-видимому, первая литературная проба его друга не произвела на Конрада особого впечатления, так как, прочитав «Человека из Девона», он писал Голсуорси: «То, что человек, написавший когда-то «Под четырьмя ветрами», стал автором такого сборника, как «Человек из Девона», вызывает у меня чувство огромного удовлетворения. Это подтверждает мою проницательность, мою точку зрения, мои суждения и мою привязанность к Вам, в кого я верил и продолжаю верить».

Ада также была вовлечена в эту дружбу, она проявила большую заинтересованность в работе Конрада, а позднее обращалась к нему за помощью при переводе рассказов Мопассана из сборника под названием «Иветта». «В последнее время я часто общаюсь с Джозефом Конрадом, он помогает мне в переводах с французского... это, кажется, для него отдых, ведь он целый день не притронулся к собственной работе». «Конечно, Ада – ангел», – говорил Конрад Голсуорси.

Дружба домами носила очень непринужденный характер: «Борис (маленький сын Конрада. – К. Д.) интересуется, не приходитесь ли Вы родственником Джеку, покорителю великанов? А в остальном у него все прекрасно». В 1906 году Конрад жил в доме Голсуорси в Лондоне: «Не могу сказать, чтобы я много работал в деревянном домике (беседка в саду), но я честно курю там по три с половиной часа каждое утро, положив перед собой лист бумаги и держа в руке американскую вечную ручку. Чего еще можно требовать от добросовестного писателя – право, не знаю». Но более всего Конрад ценил в Голсуорси его уравновешенный характер, цельность натуры и благородство, столь отличные от его собственной импульсивности. Он то был в приподнятом настроении, то вдруг впадал в отчаяние, и на это имелись свои причины: у него было плохо со здоровьем, работа продвигалась с большим трудом и он постоянно испытывал финансовые затруднения. Письма его полны горести: «Я не очень счастлив – мне стало трудно писать. Либо я совсем износился, либо стал идиотом». «Как мне помогает то, что такой человек, как Вы, всегда со мной!»