Кэтрин Дюпре - Джон Голсуорси

Было ли это последним «криком души» после долгих лет замужества, во время которого ее так никто и не оценил? Последние пятнадцать лет жизни она провела в путешествиях, изучая новые города и новых людей, завязывая скоротечные дружбы, а дома «собирая коллекцию фасонов женских шляпок, которые она вырезала из журналов и наклеивала в альбом». Наконец-то она смогла стать самой собой и заниматься в свое удовольствие самыми обыденными вещами, не рискуя при этом быть кем-то раскритикованной.

Джон Голсуорси-отец, безусловно, полностью осуществил свои планы, построив дом, в котором все было рассчитано на то, чтобы обеспечить счастливое детство его детям. На просторах Кумба они могли вдоволь гулять, играть в подвижные игры, кататься на пони; у них было даже собственное крикетное поле, на котором во время школьных каникул устраивались семейные матчи и мальчики могли поиграть в шары или поупражняться с битой. Увлечение Джона-младшего крикетом осталось на всю жизнь, хотя сам он не был особенно хорошим игроком; уже будучи взрослым, он старался не пропускать матчи между командами Итона и Хэрроу на стадионе Лордз.

Оттенок сентиментальной ностальгии по собственному детству в Кумбе Голсуорси перенес в свои книги, описывая, например, детские годы Джона Форсайта, сына Ирэн и молодого Джолиона Форсайта, в «Пробуждении» или создавая короткое эссе «Памятные дни». Это было детство, в котором няни и гувернантки играли главную роль в мироощущении и сознании своих воспитанников, а мать казалась далекой и чужой, не очень важной для детей, отодвинутой на задний план. Таким образом, Бланш Голсуорси со всеми ее навязчивыми и суетливыми привычками все же не могла всерьез претендовать на привязанность своих детей.

А в это время маленький мальчик, затаив дыхание, пытался разобраться в головоломке жизни его родителей, во внешних проявлениях светских обязанностей состоятельных буржуа викторианской эпохи; все происходящее представлялось ему спектаклем, где каждое действующее лицо играло свою роль:

«Прежде всего мне непременно нужно было присутствовать при том, как главный садовник выбирает в оранжерее и виноградной теплице ананасы и виноград, собирает персики, растущие у южной стены; потом ни в коем случае нельзя было пропустить момент, когда отец в сопровождении дворецкого Генри с двумя плетеными корзинами откроет дверь, из-за которой на нас повеет причудливой, но приятной смесью запахов газа и грибов... Я также должен был постоянно торчать на кухне, чтобы видеть, что готовят к столу, и выслушивать, как мне говорят: «Все, молодой барин, больше это не трогайте». Затем нужно было понаблюдать, как конюх Джордж начищает свои пуговицы, чтобы быть готовым – а к чему, я забыл».

И наконец наступал великий час, появлялась мама, «очень красивая в своих парадных серьгах, с локонами, ниспадающими на шею», подъезжали экипажи с гостями, «Генри важно шагал через холл, позади него шла очередная пара... миссис и мистер Грим...» Но вот мама говорила: «А теперь, детка, тебе пора в постель», и маленький мальчик, сидевший на ступеньках наверху, должен был ухитриться спрятаться от бдительного ока «мадемуазель» или няни. А затем, выглядывая из-за перил, услышать: «Ужин подан...» Все это напоминало Ноев ковчег, только джентльмены были одеты во что-то черное с ослепительно белой грудью, а на леди было побольше туалетов, чем на миссис Ной, к тому же они были несколько пышнее ее».

Но все это был мир взрослых, наблюдаемый лишь с определенного расстояния; главную же роль в жизни ребенка, которая сосредоточивалась в детской и классной комнатах, играли те, кто управлял этим крошечным государством. «Да» (няня из «Пробуждения») уволилась, когда ему было восемь лет, «чтобы выйти замуж – подумать только! – за какого-то мужчину!», и тогда же появилась новая гувернантка (послужившая прототипом для «тети» Джун Форсайт из «Пробуждения»): «Тот год для меня был озарен игрой детского воображения, сраженьями и любовью к новой гувернантке».

В то время он как раз болел корью, и под влиянием гувернантки его детское воображение заполнили книжные герои и героини. «В детстве он читал запоем, – вспоминала его сестра Мейбл Рейнолдс, – жадно поглощая приключенческие и исторические романы, книги о путешествиях, и своей близорукостью был обязан главным образом тому, что читал, лежа на полу на животе. Затем разыгрывались целые морские и сухопутные баталии, где в ход шло все, подсказанное мальчишеским воображением, – оловянные солдатики, игрушечные пушки, лодки, кирпичи и тому подобное...»

С самого начала Джон играл главенствующую роль в жизни своих братьев и сестер и был «вожаком во всех наших детских играх в доме и во дворе, он был командиром во время боев подушками и капитаном на кораблях, построенных из кроватей и ящиков от комодов...». Но «хотя он и стремился «помыкать» нами, делал он это очень мягко, и шутки его всегда были очень добродушными», – комментирует Мейбл далее.

Самым близким Джону человеком в кругу его родных была сестра Лилиан. Она была тремя годами старше его, очень миниатюрная, и производила впечатление девушки хрупкой и застенчивой. Однако это впечатление было обманчивым. Она обладала твердым и волевым характером и необыкновенными интеллектуальными способностями. Душа у нее была нежная и отзывчивая, к тому же она легко контактировала с окружающими.

Беседы с сестрой во время школьных и студенческих каникул помогали Джону, они были первым опытом общения с умом более зрелым и развитым, чем его собственный. С ней он впервые обменялся мыслями по вопросам философии и религии, обсуждал проблемы социального равенства и его собственные права на сытое существование в мире, где так много бедных и страдающих. Спустя несколько лет брак Лилиан с австрийским художником Георгом Саутером, человеком еще более радикальных и решительных взглядов, чем ее собственные, повлиял на формирование мировоззрения молодого Джона Голсуорси.

На сестру Мейбл, которая была на четыре года моложе, Джон вообще вряд ли обращал внимание в те дошкольные годы в Кумбе. Когда Джону исполнилось девять лет, он, как и большинство мальчиков из респектабельных семей эпохи второй половины правления королевы Виктории, навсегда покинул детскую и в сопровождении Джозефа Рамсдена, служащего его отца, направился в Борнмут в небольшую подготовительную школу под названием Соджин, принадлежащую доктору и миссис Брэкенбери. Должно быть, и об этом путешествии думал Голсуорси, создавая сцену, в которой служащий его героя, Сомса Форсайта, Грэдмен напоминает хозяину, как сопровождал его в подобной поездке: «Кажется, только вчера я отвозил вас в школу в Слоу».