Роберт Иванов - Генерал в Белом доме

К середине мая 1943 г. бои в Северной Африке прекратились. Политиканы в США и Англии обсуждали вопрос, в каком направлении должны развиваться дальнейшие стратегические усилия союзников. Это была проблема, выходившая за рамки чисто военного решения. Большинство биографов отмечают, что «Эйзенхауэр продолжал считать необходимым в первую очередь форсировать Ла-Манш и высадиться во Франции, чтобы приступить к выполнению главной задачи – проведению быстрых и непосредственных военных операций против Германии» [201].

Действительно, во многих биографических работах об Эйзенхауэре и в его мемуарах отмечается, что он и Маршалл понимали настоятельную военную и политическую необходимость скорейшего нанесения удара непосредственно по фашистской Германии [202].

Только через Германию лежал кратчайший путь к победе. Но Эйзенхауэр понимал и другое: «Я знал, – заявлял он, – что войны ведутся в политических целях» [203].

Эти цели подчас не имели ничего общего с интересами скорейшего разгрома держав «оси» и выполнения англо-американскими руководителями своих обязательств перед СССР как союзной державой.

Проблемы, возникавшие между СССР и его западными союзниками, во многом отражали те противоречия, которые разделяли Советский Союз и западные страны в 20-30-е годы. В совместной работе историков России, Великобритании и США «Союзники в войне 1941—1945» отмечалось: «Глубокое и острое противостояние Советского Союза и его будущих союзников по коалиции в 20-30-е годы, отошедшее в сторону в годы войны, не могло исчезнуть и не исчезло» [204].

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой и Сталинградом свидетельствовал о том, что советские Вооруженные Силы были в состоянии не только изгнать агрессора из пределов СССР, но и освободить народы европейских стран от фашистского гнета. В мае 1943 г. в беседе с Алланом Бруком, начальником имперского генерального штаба Великобритании, Эйзенхауэр, имея в виду английский план бросить основные силы США и Великобритании на Средиземноморский театр военных действий, спросил своего собеседника: «Как вы намерены вести войну дальше с учетом только что изложенного вами плана, если станете перед фактом, что вся Центральная и Западная Европа будет занята русскими? Как, по-вашему, в такой ситуации мы должны поступить с Советами?» [205].

Посол США в СССР А. Гарриман считал, что «Советский Союз мог выиграть войну и без помощи союзников» [206]. Дэвид Эйзенхауэр писал: «Успех „Оверлорда“ был бы невозможен без активного восточного фронта». Некоторые в США, правда, полагали, что «СССР, дойдя до последней стадии истощения, окажется не в состоянии вести военные действия за пределами своих довоенных границ и покинет союзников, которым придется иметь дело с Гитлером один на один» [207].

После Московской конференции 1943 г. американский военный атташе в СССР генерал-майор Д. Дин телеграфировал на родину: «Русские хотят побыстрее закончить войну, чувствуя, что они могут сделать это». Приведя слова Дина, Дэвид Эйзенхауэр делал вывод: «Дин призывал Маршалла и Рузвельта к осторожности в связи с возможной резкой реакцией русских по вопросу о втором фронте» [208].

Решение западных союзников вновь отложить открытие второго фронта в Европе вызвало незамедлительную и очень негативную реакцию со стороны Советского Союза. И июня 1943 г. И. В. Сталин писал Рузвельту, что союзники не выполнили своих обязательств и что Советское правительство «не находит возможным присоединиться к такому решению, принятому к тому же без его участия и без попытки совместно обсудить этот важнейший вопрос и могущему иметь тяжелые последствия для дальнейшего хода войны» [209]. 24 июня 1943 г. в послании Черчиллю Сталин подчеркивал, что «дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам…» [210].

Огромную энергию и настойчивость в стремлении торпедировать планы открытия второго фронта в 1942 г. проявил Черчилль. «Война, – отмечал он, – слишком серьезное дело, чтобы доверять ее генералам» [211].

Премьер-министр был убежден, что «он мог и выиграл бы войну быстрее и с меньшими потерями, если бы английские генералы оставили его в покое» [212]. Британскому генералитету нелегко было ладить с Черчиллем, который искренне верил в свой талант полководца.

Еще сложнее было Эйзенхауэру, которому приходилось противостоять полководческим амбициям и Черчилля, и Рузвельта. «Черчилль считал, что он унаследовал военный гений своего предка герцога Мальборо, и Рузвельт полагал, что малозначительный пост помощника морского министра (в 1913—1920 гг. – Р. И.) дает ему право быть военным стратегом» [213].

Следует отметить, что обе воюющие стороны с точки зрения вмешательства руководителей государств в военные дела находились примерно в равном положении. Не только Черчилль, Рузвельт, Сталин считали себя военными стратегами. Гитлер и Муссолини также вмешивались в ход военных действий и даже контролировали их, определяли стратегию держав фашистского блока.

Биографы Эйзенхауэра отмечают, что он резко отрицательно относился к затягиванию открытия второго фронта в Европе и назвал отказ союзников выполнить свои обязательства в 1942 г. «самым мрачным днем в истории» [214]. Как и многие другие американские руководители, он сомневался в том, сумеет ли выстоять СССР под страшными ударами германского вермахта» [215].

Вопрос об отношении Эйзенхауэра к открытию второго фронта имеет принципиальное значение. Он отмечал в своих мемуарах, что генерал Маршалл и многие другие деятели никогда не отходили от своего намерения предпринять мощное вторжение в Европу через Ла-Манш в кратчайшие сроки в практически удобное время. Это утверждение не выдерживает критики, ибо сам Эйзенхауэр заявлял, что операции западных союзников в Северной Африке и в Италии задержат открытие второго фронта, возможно, до августа 1944 г. [216]

США и Англия взяли на себя обязательство открыть второй фронт в Европе в значительной степени под давлением широких кругов общественности. 3 апреля 1942 г. Ф. Рузвельт писал У. Черчиллю: «Ваш народ и мой требуют создания (второго. – Р. И.) фронта для того, чтобы ослабить давление на русских, и эти народы достаточно осведомлены, чтобы видеть, что русские сегодня убивают больше немцев и разрушают больше оборудования, чем мы с вами, вместе взятые» [217].

В своих мемуарах Эйзенхауэр вопреки прежним заявлениям утверждает, что в 1942 г. будто бы вообще не было речи об открытии второго фронта в Европе: «…прожектор еще не направил свой луч света в сторону Европы» [218]. По его мнению, ни в 1942, ни в 1943 г. западные союзники не располагали необходимыми силами для открытия второго фронта в Европе. Беспочвенность таких утверждений очевидна. Вашингтонская конференция 1941 г. констатировала: «Важнейший принцип англо-американской стратегии состоит в том, чтобы отвлекать от использования в операциях против Германии минимум сил, необходимых для обеспечения жизненно важных интересов на других театрах» [219]. Но эта декларация осталась на бумаге. В 1942 г. на Тихоокеанском театре военных действий США держали 60% сухопутных и военно-воздушных сил, в 1943 г. – более 50%.