Александр Бучин - 170000 километров с Г К Жуковым

Щеголеватый "офицерский" вид (вот только "кирза" на ногах подводила) приобрести было не очень сложно - спецпоезд переместился в Хелм, сразу за советско-польской границей. До линии фронта было не очень далеко, так что концы в поездках были невелики и по сухому летнему времени неутомительны. Почти сразу пришлось расстаться с представлением о том, что все на освобожденной заграничной земле готовы по-братски обнять нас и прижать к груди. Мой бравый, отутюженный и нарядный (в собственных глазах!) вид никого не удивлял и не трогал, местные жители в массе были одеты много лучше. В лесах около Хелма стали находить предательски убитых наших бойцов и командиров. Политработники не упустили случая объяснить, что это вылазки "отдельных" вражеских элементов. Малопонятно, особенно в районе, где ощущался смрад от дыма из труб крематориев немецкого лагеря уничтожения Майданек, что в трех километрах от Люблина. Среди полутора миллионов жертв нацистских палачей были и поляки, хотя в персонале лагеря, как показали судебные процессы, попадались также поляки.

Далеко не все, видимо, в Польше понимали, что фашисты готовили одну судьбу для всех славян - быть рабами, непокорных ждал крематорий. Жуков сразу после взятия Люблина съездил в Майданек. Я был в отлучке, и маршала отвез в лагерь вместе с Лидой Захаровой один из наших водителей - Витя Давыдов. Лида рассказывала мне, что Георгий Константинович был потрясен до глубины души немецкими зверствами. Сама она не могла без слез говорить об увиденном. Улучив время, я с ребятами отправился в Майданек.

Еще не успели предать земле трупы погибших, в громадном рве лежали трупы убитых выстрелами в затылок советских военнопленных, но заметно опустели недавно переполненные склады, куда немцы собирали одежду и обувь убитых. Мы по простоте душевной решили было, что толпы местных жителей сбегались в это страшное место, чтобы поклониться загубленным, среди убитых наверняка должны были быть и жители Люблина. Может быть, кое-кто пришел для этого, но у основной массы цели были иные. Нам навстречу - нагруженные как верблюды поляки. Люблинцы тащили корзинами, мешками из гигантского сарая обувь погибших. Говорили, что, когда наши вошли в лагерь, там было 850 тысяч пар обуви - от детских ботиночек до модных туфель и рабочих сапог. Поляки хватали поношенную обувь без разбора, теперь все принадлежало им.

На освобожденной земле налаживалась жизнь, а на Западе грохотал фронт. Красная Армия, оставившая за собой с начала наступления 600 километров, все пыталась еще продвинуться вперед. Без больших успехов: по преимуществу приходилось отбивать бешеные атаки немцев на наши завислинские плацдармы. К тому же разразилось восстание в Варшаве. Маршал несколько раз ездил в наши части, вышедшие на подступы к столице Польши. Встречался с Рокоссовским, побывал у Поплавского, который командовал польской армией, созданной в СССР. Не из постных бесед политработников, а по собственному опыту мы понимали, что восстание затеяно с недобрыми целями. Хотя в Люблине обосновалась новая власть - Польский комитет национального освобождения, вылазки аковцев - Армии Крайовой, подчинявшейся польскому "правительству" в Лондоне, не прекращались.

Было вдвойне, втройне обидно за происходившее - стояло чудесное лето, природа радовалась, а на польской земле шло мрачное сражение. Красная Армия один на один дралась с вермахтом при общей пассивности, а иногда и враждебности местных жителей. За них же отдавали жизнь наши бойцы и командиры! Г. К. Жуков в те прекрасные августовские дни почернел от забот. Мы понимали его, к привычным военным делам добавились хлопоты с вздорными и скандальными польскими деятелями. Во всяком случае, после встреч, хотя и редких, с ними маршал выглядел не лучшим образом. Ему приходилось держать себя в руках политика. Под барабанную дробь не только армейских, но и центральных наших газет о традициях советско-польской дружбы, пролетарском интернационализме, братстве и прочем в том же духе.

Приятной паузой, давшей хоть какую-то разрядку, была неожиданная поездка Жукова на Балканы. В двадцатых числах августа Георгий Константинович самолетом со всеми нами прилетел в Москву. Через несколько дней мы отправились на юг. На двух самолетах. На другом летел главком флота адмирал Кузнецов. Надутый как индюк, красавец мужчина. Георгий Константинович, видимо, недолюбливал адмирала и не пригласил его в свой самолет.

Личный самолет Жукова американский С-47, сменивший нашего трудягу Ли-2, пилотировал подполковник Женя Смирнов. Отличный человек и добрый товарищ. В полете я забрался в пилотский отсек и наблюдал за работой Жени. Привез он нас сначала на промежуточный аэродром под Одессой, где отдохнули. Оттуда в Румынию, сели у городишки Фетешти, где находился штаб 3-го Украинского фронта маршала Ф. И. Толбухина. Места известные по Великой Отечественной, рядом Черноводский мост через Дунай. Он многократно бомбился нашей авиацией, как и лежащий неподалеку порт Констанца. Для меня приятная встреча. На аэродром пригнал машину для обслуживания маршала (довольно потрепанный легковой "студебекер") мой старый московский приятель Саша Страхов. Он был приписан водителем к Особому отделу.

На этом "студебекере" мне пришлось возить по Румынии около трех недель Георгия Константиновича, весь срок его командировки. Румыны, которых довелось видеть, были крайне напуганы и до отвращения подобострастны. Козыряли нещадно, если что-либо приходилось дорогой спрашивать (разумеется, жестами), бросались к машине бегом, по-собачьи заглядывали в глаза и покрывались от страха вонючим потом. Оно и понятно - всего за несколько дней до нашего приезда побитая нами Румыния порвала с Германией.

Более трех лет румынская солдатня воевала на немецкой стороне, добралась вместе со своими хозяевами даже до Сталинграда, грабила и бесчинствовала на нашей земле. Румыны вовремя сбежали от фашистов и сохранили свою страну, я не видел разрушений. Деревня, конечно, бедная, но хозяйства не разорены, а в городах народ выглядел сытым, одеты неплохо. Они отъедались в войну за счет голода на нашей оккупированной земле. Они одевались за счет того, что наши соотечественники под румынским ярмом ходили в лохмотьях.

Н. Я.: Вы абсолютно правы. Румыния лежит в том регионе, который заселен, по меткому выражению еще Бисмарка, "овцекрадами с Дуная". Сколько было написано и сказано на Западе о том, что Румыния бедная, на грани нищеты страна, убогая окраина Европы. Румынские правители как шакалы примкнули к немецкой агрессии против СССР, в грабеже наших людей они превзошли своих хозяев. Сотни тысяч румынских солдат тащили все, что попадалось под руку. Отправляли в Румынию, по государственной линии посылали увесистые посылки родственникам, наживались на войне против нас.