Александр Бучин - 170000 километров с Г К Жуковым

Едва стихли орудия, как маршал принялся объезжать войска, следя за их расквартированием, решая на месте множество самых разнообразных вопросов. 11 мая 1945 года Жуков отдает приказ по войскам фронта: "Для расположения войск в новом районе использовать казармы, лагеря и разного рода бараки. При недостатке таких помещений расположить войска в лесах биваком. При расположении войск и штабов выселения местного населения не производить".

Не избегал Георгий Константинович и встреч с немецким населением, хотя особенно не рвался к ним. Уже в День Победы 9 мая А. И. Микоян (и этот скользкий деятель прилетел в Германию) затеял в присутствии Г. К. Жукова разговор с немцами, столпившимися у магазина, где выдавался хлеб по советским карточкам. Московский гость широким жестом предложил говорить "смелее, вот маршал Жуков, он учтет ваши нужды и сделает все, что будет в наших силах". Немцы наперебой стали выражать благодарность за то, что "такой большой начальник" займется их нуждами, а ведь их пугали русскими и т. д. Некая немка приказала сыну-подростку кланяться за "хлеб и хорошее отношение". Парень молча поклонился. Об этой сцене Г. К. Жуков написал в мемуарах, памятной для него, по-видимому, потому, что с ним был Микоян. Я был на этой и многих других встречах маршала как с "цивильными" немцами, так и военнопленными. Все они кланялись и благодарили, изъявляли полную покорность.

С первых дней освобождения Берлина, всего города, ибо союзники еще не заняли свои сектора, Красная Армия кормила берлинцев. "Надо было видеть лица жителей Берлина, когда им выдавали хлеб, крупу, кофе, сахар, иногда немного жиров и мяса", - восторгается Г. К. Жуков в мемуарах, сообщая: "В качестве первой помощи со стороны Советского правительства в Берлин поступило 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, до 50 тысяч голов скота, сахар, жиры и другие продукты". Съели, и очень скоро берлинцы разогнули спины, кланяться перестали, снова во всю силу голоса зазвучала резкая, лающая немецкая речь.

В самом конце мая Г. К. Жуков вызвал меня и приказал на следующий день отвезти на Темпельгофский аэродром генерала армии В. Д. Соколовского, там генерал встретит Д. Эйзенхауэра. Мне надлежало привезти обоих в резиденцию Г. К. Жукова, пока называвшуюся штабом фронта, который теперь располагался в Венденшлоссе. Привел в порядок машину "паккард" и себя, подшил свежий подворотничок, чтобы Красная Армия не ударила лицом в грязь перед американским генералом.

Утром поехал на аэродром с Соколовским. Генерал что-то очень разговорился в тот день, избрав темой беседы со мной личность Георгия Константиновича. Так хвалил Соколовский, тогда начальник штаба фронта, своего командующего, так хвалил! Особенно напирал на то, что маршал человека, попавшего в беду, в яму, не оставит, а "протянет палку". Было как-то непривычно, в военное время комплиментов такого рода не раздавали, да большие генералы не откровенничали с младшими офицерами. Наверное, все потому, философски рассудил я, что наступил мир и генерал надеялся - его откровения через меня, лейтенанта, дойдут до ушей маршала. Разговора я, конечно, Георгию Константиновичу не передал, но нередко вспоминал его в последующие годы, когда маршал Соколовский был среди хулителей и гонителей Георгия Константиновича.

Прикатили в Темпельгоф, где уже распоряжался американский наземный персонал, аэродром входил в будущий сектор, подлежавший оккупации США. Вскоре плюхнулся большой американский транспортный самолет С-54. Смотрю, идут Соколовский с двумя высокими американцами, оказались Эйзенхауэр с сыном Джоном. Генералы уселись сзади с переводчиком, рядом со мной Джон. Привез их в Венденшлоссе с ветерком, за нами машины с эйзенхауэрскими спутниками. Подвез, как было договорено с Жуковым, к "резиденции" Эйзенхауэра, дому поблизости от особняка Жукова.

Американцам пришлось подождать часа два, прежде чем маршал принял их. Подвез Эйзенхауэра к особняку Жукова. После беседы Жуков устроил прием. Собрались в зале средних размеров, служившем кабинетом маршала. Начальство в одной части, мы, младшие офицеры - охрана, водители, - в другой. Оправдалась шутливая поговорка: "Закусим тем, что военторг пошлет". Столы накрыты богато, глаза разбегались - военторг как следует "послал". Только приладились поесть, появился "Иван", или "Ванька", как у нас успели прозвать Серова. Он всеми повадками напоминал хитрого деревенского мужичка, везде выгадывавшего свою прибыль. Одним словом, деревенщина в худшем смысле слова.

Иван оказался еще настырнее Бедова. Не стесняясь окружающих, генерал-полковник пристал к нашей группе, приказав: "Не жрите много!" Звучало так грубо, некрасиво и совершенно не отвечало происходившему, боевые офицеры знали, как себя вести. Хам Ванька, видимо, судил по себе. После приема отвез Эйзенхауэра на аэродром. На прощание Джон подарил мне пачку сигарет, которую я, некурящий, отдал ребятам.

Георгий Константинович проводил Эйзенхауэра до Темпельгофа в другой машине, которую вел за нами Витя Давыдов. Эйзенхауэр держался просто, дружественно и производил впечатление интеллигентного, уверенного в себе человека. Особенно впечатлял его открытый, но внимательный взгляд, крепкое рукопожатие и добродушная улыбка. Когда в конце шестидесятых я был у Жукова на даче в Сосновке, он, рассказывая, как работает над книгой, вспомнил встречу с Эйзенхауэром и почему-то сказал: "Знаете, Александр Николаевич, с Эйзенхауэром я говорил не один, со мной был Вышинский".

К Вышинскому по причинам слишком понятным с высоты сегодняшнего дня Жуков был вынужден относиться сверхвнимательно. По его приказу я выбрал из трофейных машин, присланных Чуйковым, неплохой "мерседес", опробовал его на автобане, из любопытства испытал на скорость - дожал до 190 километров. Машину отогнал во Франкфурт-на-Одере и, набитую по крышу какими-то свертками и коробками, погрузил на железнодорожную платформу. "Трофеи" Вышинского отправились в Москву по рельсам. Разумеется, с сопровождающим, кажется, поехал кто-то другой, не Гиль.

Я занимался обеспечением Вышинского автотранспортом в масштабе автопарка штаба фронта, Серов был занят тем же, только адресат в Москве был повыше, и соответственно возможности Ваньки, или генерал-полковника, были куда шире, чем лейтенанта Бучина, хотя и действовавшего во исполнение указания Маршала Советского Союза. Серов сумел подобрать для Берии роскошнейший представительский "мерседес". Мобилизовав все ресурсы нашего автохозяйства, беспощадно подгоняя и понукая работавших, он привел зверь-машину какого-то фашистского предводителя в идеальное состояние. "Мерседес", оборудованный разнообразными приспособлениями, например, карманами для автоматов "шмайссер" в дверях, был изготовлен как бы на заказ самого Берии с его специфической сферой занятий.