Мано Зиглер - Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163»

Затаив дыхание мы следили за ярким хвостом, протянувшимся по небу, который оставил самолет Шпёте, и с нетерпением ждали, когда он приземлится. На посадку он заходил так же, как и Вёрндл в своем последнем полете. Самолет пересек взлетное поле, находясь на высоте приблизительно в тысячу метров, а потом зашел на поворот и начал снижение. И снова мы все хором выкрикнули «Скольжение на крыло!», но на этот раз нас будто услышали, так как наш инструктор умело опустил левое крыло машины и выровнял самолет. Он снижался аккуратно, чуть приподняв нос, и вот отличная посадка… но нет! Шпёте пронесся мимо нас. Мы знали, что его баки должны быть почти пустыми! Он летел слишком быстро и уже готовился к повторной попытке, чтобы сесть. Все это сильно напоминало ситуацию с Вёрндлом! «Комета» подскочила в воздухе, полетела вниз с душераздирающим воем, опять внезапно взмыла вверх, а потом уже упала, пробороздив поле и разбросав комья земли. Резко дернувшись, она остановилась, задрав хвост высоко вверх. Это был конец! Взрыв должен был произойти в тот момент, когда машина перевернется на спину. Но произошло что-то невозможное. «Комета» постояла несколько секунд на носу и затем медленно опустилась назад.

Приближаясь на машине к месту падения, мы увидели, как наш инструктор выпрыгнул из кабины, как будто сам черт оказался рядом с ним на сиденье, и сломя голову побежал прочь от самолета, вокруг которого уже начало образовываться зловещее облако дыма. За очень короткое время пожар был потушен, и опасность миновала. Сам Шпёте не проронил ни слова, когда мы добрались до него. Он просто смотрел на огонь, не в силах отвести взгляд. В этом чертовом истребителе совершенно не работала система слива топлива. Кто-то допустил ошибку в разработке, и очень серьезную ошибку, и за это должен был понести серьезное наказание!

Мы начинали привыкать к неприятным сюрпризам вроде этого, и только после того, как прошло наше бешенство и гнев немного поутих, мы смогли обсуждать ситуацию объективно.

Мы подкатили к большому ангару, где Ортзен и Отто Бёхнер, который после Смерти Йозефа занял его место офицера по технике, как раз занимались тем, что изучали разбитый самолет Шпёте. Очевидно, двигатель заглох на высоте восьми тысяч метров, но в баках оставалось еще довольно много топлива, и причина, по которой оно не сгорело, оставалась неизвестной. Были различные предположения, но ничего конкретного. Были предприняты попытки опустошить баки через шланги. Они оказались успешными. Когда мотор завелся, топливо моментально начало сжигаться. К сожалению, эта система не функционировала достаточно хорошо в условиях полета.

Отто и Эл работали отчаянно, засучив рукава, а Бёхнер уже покусывал свою лохматую бороду, пытаясь решить проблему – Шпёте нужен был ответ на вопрос, и быстро! В тот же самый день вторая «комета» стояла возле ангара, ожидая своего пилота. Он знал, что эта машина тоже не имела устройства по сбрасыванию топлива, но он хотел исследовать проблему и принять превентивные меры до того, как случится еще одна трагедия.

Взлет прошел нормально, и очень скоро «комета» Шпёте уже чертила полосы на небе. Она исчезла из вида, а затем мы едва уловили ее след, который сейчас виднелся еще на большей высоте, чем в предыдущем полете. Очень скоро он стал спускаться вниз, как метеор, а потом, сделав пару кругов над полем, пошел, наконец, на снижение. И вновь мы затаили дыхание. Он сел идеально, но сейчас из-за ледяной корки он продолжал нестись по нолю с чудовищной скоростью. Вроде все шло нормально, но тут произошло что-то уже совсем неожиданное. Крышка кабины открылась, и пилота подкинуло в воздух, ударило о крыло, и он отлетел на землю. А самолет понесло дальше, со скоростью больше чем сто километров в час! Механик, стоявший рядом со мной, перекрестился, и я сделал то же самое автоматически. В этот момент самолет перевернулся на спину и растворился в искрах, которые полетели во всех направлениях.

Мы обнаружили Шпёте лежащим без сознания на промерзшей земле, и тонкая струйка крови текла у него из затылка.

– Черт, я увидел так много за один день, – пробормотал Фритц Кельб, когда они несли командира. – Надо быть круглым дураком, чтобы дважды за один день попасть в подобную историю!

– Оставьте его в покое, – отозвался кто-то. – Он знает, что делает, и слава богу, что он не повторил прежних ошибок.

Пока мы поспешно ужинали, Хильда Дикерхоф, жена старшего штабного доктора, позвонила нам и сообщила, что состояние командира удовлетворительное. У него выявили сотрясение мозга, но оснований для беспокойства нет. На звонок отвечал я, и Хильда сказала, что если я не очень занят, то могу вместе с Лангером и Кельбом прийти к ним. Также она упомянула, что Ханна Рейч будет там. Дом Дикерхофов стоял в Бад-Цвишенане и служил пристанищем любому из нас, кто хотел провести вечер в дружеской обстановке. И эта атмосфера была создана не только благодаря винному погребу Гельмута Дикерхофа и превосходному умению Хильды готовить. Эти люди располагали к себе, и в их доме было спокойно и просто.

Это был не первый мой визит к Хильде и Гельмуту, да и Фритц с Гербертом чувствовали то же самое, что и я. Дикерхофы по возрасту могли бы быть нашими родителями, и мы называли их «мадам доктор» и «герр», и из наших уст это звучало так, как если бы мы называли их «тетя» и «дядя». Ни в радости, ни в печали Хильда никогда не теряла своего обаяния.

– Ну, что вы думаете о Шпёте? – Это были первые слова, с которыми она встретила нас, как только мы показались на пороге. – Ему исключительно повезло. Да он просто в рубашке родился! Поразительно, что ему удалось выпасть из самолета на такой скорости и при этом остаться в живых. Я думаю, что на его месте я бы просто вжалась в сиденье и зажмурила глаза.

– Сделать так значило бы остаться там навсегда! – сказал Фритц Кельб.

Доктор Дикерхоф приехал домой ненадолго из Ольденбурга.

– Командир всем передает привет, – сказал он, – а еще просил вас выпить бутылку за его сегодняшнее везение.

Затем он достал бутылку какого-то очень крепкого напитка, и мы распили ее, провозгласив тост за нашего шефа. Мы слышали, что к нему вернулось сознание на пути в госпиталь, и он сразу же принялся ругать всех вместе и каждого в отдельности. Он говорил, что с ним не произошло ничего серьезного, и настаивал, чтобы его отпустили обратно.

Во время отсутствия Шпёте Пиц принял на себя его обязанности и подготовил нас одного за другим к нашему первому самостоятельному старту на «комете». Спустя три недели воспоминания об инциденте немного поутихли. Это был неудавшийся старт, и «Ме-163В» разбился, но пилоту повезло, так как его выбросило раньше, чем самолет взорвался. Не считая этого случая, наши дни проходили в приятно-волнительных хлопотах, и точно через три недели командир вернулся к нам из госпиталя. Нет нужды говорить, как мы отпраздновали его возвращение, а уже на следующий день он отправился на встречу с высшим руководством в Берлин.