Яков Гройсман - Валентин Гафт: ...Я постепенно познаю...

Он забирался на забор
И пел, как Лева Лещенко,
И гребешок, как помидор,
Был без единой трещинки.

Он Петя был и Петушок,
И ласкова бородушка.
Но вдруг топор, удар и шок,
И истекает кровушка.

А ноги вроде и бегут,
И снова кукареку дал,
Да, видно, это Страшный суд,
Когда бежать уж некуда.

И петь пока что ни к чему —
Застыну аккуратненько.
Зачем достался я ему,
Хозяину-стервятнику?

Кот мой свернулся калачиком,
Глазки блеснули во тьме,
Это работают датчики
Где-то в кошачьем уме.

Ушки стоят, как локаторы,
Слушают тайную тьму.
Всё, что в его трансформаторе,
Он не отдаст никому!

Мышка – тайна, мышка – рок,
Глазки – маленькие дробки,
Мышка – черный утюжок,
Хвостик-шнур торчит из попки.

Мышка маслица лизнула
И шмыгнула под крыльцо,
Мышка хвостиком махнула
И разбила яйцо.

Яйцо было крутое
И упало со стола,
А потом уж золотое
Кура-рябушка снесла.

Была мышь не из мультяшки,
Была мышка из сеней,
Нет, не эту бедолажку
Зарисовывал Дисней.

Твердо знает эта мышка,
Что на свете с давних пор
Мышеловка – это вышка,
Это смертный приговор.

Есть у крота секрет,
Известный лишь ему,
Он вечно ищет свет,
Предпочитая тьму.

Мухи под люстрой играли в салочки:
Кто-то играл, кто-то думал о браке.
Она – плела ему петли-удавочки,
Он ей делал фашистские знаки.

Был этот безумный роман неминуем.
Он сел на нее и летал так бесстыже.
Росчерк движений непредсказуем.
Влево, вправо, вниз, еще ниже.

Присели на стенку, как бухнулись в койку,
Чего он шептал ей, известно лишь Богу.
На локоть привстал я, махнул мухобойкой
И хлопнулся снова в кровать, как в берлогу.

И пара распалась, он снова – под люстру,
Она же мне мстила – жужжала над ухом.
Ее я не трогал. Мне было так грустно.
Завидую мухам. Завидую мухам.

Кто обманывает рыбу,
Прерывает птицы пенье,
Тащит волоком оленя
Без стыда и униженья?
Кто свалил медведя глыбу,

Конечно, жизнь – не развлеченье,
Но ты про горести забудь.
Невозвратимый миг – значенье
Его поймешь когда-нибудь.

Редактор был поэтом,
и самовлюбленным.
Мои стихи, как скверные духи,
Он нюхал, чуя в них
огрехи и грехи,
А сам благоухал…
тройным одеколоном.

Уверен, вы запели зря,
Вам мало разговорной речи?
Но часто ведь, и говоря,
Вам не о чем сказать и нечем.

Ошибка у него в одном:
Он голос путает с умом.

Мы сидели, пили чай,
Лучше и не надо.
Всё напоминало рай,
Но хотелось Аду.

Он странен, будешь странный тоже,
Коль странность у тебя на роже.
Но иногда бывает так:
И очень странный, и дурак…

Нет ничего дешевле и дороже,
Чем эта группа нашей молодежи.

С его приходом в нашем здании
Все формы стали содержанием.

На спектакль
в Театре сатиры
Зачем напрасно тратить в споре
«Мильон терзаний» на пустяк?
Отсутствие ума не горе —
Сам постановщик был дурак.

Двух чаек разом подстрелили.
За что? Они б еще летали.
Но в ГАБТе недоговорили,
Во МХАТе недотанцевали.

Убита «Чайка», и «Утка» – дура,
Печальные у птиц дела.
Вся эта птичья режиссура
Зовется гибелью «Орла».

В ней, толстой, совместилось тонко:
Любовь к искусству и комиссионкам!
(На спектакль «Эшелон»)
Не с чемоданом, не с вагоном,
В Америку – так с «Эшелоном».
Уж вывозить – так «Эшелон».
Зачем иначе нужен он?

Нет, совсем не одинаково
Всё играет Ахеджакова,
Но доходит не до всякого
То, что всё неодинаково.

Артист великий, многогранный,
Чего-то глаз у Вас стеклянный.
Быть может, это фотобрак?
Так почему ж хорош пиджак?

Все знают Мишу Козакова,
Всегда отца, всегда вдовца,
Начала много в нем мужского,
Но нет мужского в нем конца.

Он режиссер, артист и чтец,
Но это Мишу удручало,
А в Тель-Авиве и конец
Смотреться будет как начало.

Возвращение в Москву
С похмелья или перегрева,
Не отступая от лица,
Он справа там читал налево,
Чтоб снова здесь начать с конца.

Худющий, с острым кадыком,
В солдаты признанный негодным.
Он мыл тарелки языком,
Поскольку был всегда голодным.

Теперь он важен и плечист,
И с сединою благородной,
Но как великий шут, – артист
Оближет снова что угодно.

И вновь, уже в который раз,
Как клоун перекувырнется,
Чтоб не узнал никто из нас,
Где плачет он, а где смеется.

Он августовский, он из Львов,
В нем самых странных качеств сговор.
Он сборник басен, он Крылов,
Одновременно – Кот и Повар.

Всё от Олега можно ждать:
Любых проказ, любых проделок,
Он будет щи еще хлебать
Из неопознанных тарелок.