Михаил Алексеев - Пути-дороги (Солдаты - 2)

Румынские офицеры смотрели на Сизова, ожидая от него ответного тоста, большинство -- с чувством удивления, оттого что находились в одной комнате и чокались с теми, в кого только еще вчера стреляли.

Сизов быстро встал на свои упругие, сильные ноги, сказал коротко:

-- За победу, господа!

И снова румыны закричали, звеня стаканами:

-- Бируинца!

- Бируинца!

Расчувствовавшись, лезли целоваться с советскими офицерами, которые, улыбаясь, вежливо отстранялись от объятий, несколько охлаждая пыл румын. Рупеску продолжал любезно расхваливать Красную Армию, ее солдат, офицеров и генералов. Склонившись к Сизову, он вдруг сказал:

-- Девятнадцатого августа вы здорово обманули нас, господин генерал. Мы никак не могли предположить, что вы начнете наступать в полдень да еще при такой слабой артподготовке. Немецкому командованию пришлось бросить против вас еще две свежие дивизии, спешно снятые из района Тыргу-Фрумос. Это была роковая ошибка немцев. К тому же центральный дот был заранее захвачен вашими солдатами. Должен вам сказать, это потрясающий случай!.. Не могли бы показать мне этих ваших героев?

-- Двух из них вы уже видели, господин генерал. Это те солдаты, что сопровождали вас сюда, в боярскую усадьбу.

-- Солдаты? -- удивленно спросил Рупеску.-- Но... позвольте... разве это были солдаты? Мне говорили, что офицеры.

-- Солдаты, господин генерал.

Рупеску, широко раскрыв рот, отчего нижняя, тяжелая губа его отвисла вниз, долго глядел на Сизова.

Переводчик, тоже озадаченный, но очень веселый, с трудом сдерживая улыбку, терпеливо ждал, когда же его превосходительство обретет дар речи.

2

За боярской усадьбой в огромном черешневом саду стоял неровный гул солдатских голосов. Там устраивались румынские роты и батареи. Чаще других раздавались слова:

-- Акасэ! Армата Рошие!

-- Нуй бун рэзбоюл!

Слышались команды взводных и унтер-офицеров:

-- Скоатець байонета!*

Во двор заходили и советские солдаты. Вокруг них сейчас же собирались толпы румын, образовывая круг, и начинался удивительный, но хорошо знакомый воюющему люду разговор...

* Снять штыки! (рум.)

-- Нушти руссешти? -- первым долгом осведомлялись наши бойцы, только потому, что значение этих слов, для удобства произношения несколько искаженных, было известно им.

-- Ну штиу,-- отвечали румыны и в свою очередь также без всякой цели спрашивали, называя русские слова, которые были знакомы им:

-- Русский карош? Русский не будет фук-фук?

-- То-то "карош". Небось забыли об этом, когда Транснистрию пошли завоевывать,-- говорил какой-нибудь советский солдат с добродушной грубоватостью и, хитро сощурившись, спрашивал, будучи глубоко уверенным в том, что от нелепого соединения русских слов со знакомыми румынскими получается правильная и понятная фраза: -- Разбой-то, значит, того, нуй бун?..-- По понятиям бойца, сказанное им должно было означать: война-то, значит, плохое дело?..

Другой наш солдат, нарочно коверкая русский язык и полагая, что от этого он станет понятнее иностранцу, старательно втолковывал:

-- Сперва твой пришел к нам. А зараз наш пришел к вам. Понятно, нет?..

Батарея капитана Гунько стояла по соседству с румынскими артиллеристами. С разрешения командира маленький Громовой, захватив с собой молчаливого Ваню-наводчика, раньше всех оказался среди румын. Сейчас он, снисходительно похлопывая румынского солдата по плечу, осведомлялся:

-- По-русски шпрехаешь? Нет, стало быть. Жаль...-- И глубокомысленно заключал: -- Ну, ничего. Зашпрехаешь когда-нибудь.

Но вскоре Громовому повезло. Угрюмейший Ваня-наводчик где-то раскопал румына, который сносно "шпрехал" по-русски. К тому же румын этот оказался парнем на редкость словоохотливым. С ним Громовой и пустился в пространную беседу.

-- В Одессе, что ли, по-русски говорить-то научился? -- первым долгом поинтересовался командир орудия.

Испуганный румын отчаянно замотал головой:

-- Не был я в Одесса.

-- Ну, добре. А зачем же дрожишь так?

-- Говорят, русские убьют нас всех. Выведут в горы и убьют...-- губы солдата как-то сразу опустились, затряслись.

Громовой засмеялся.

-- Кто же сказал вам такое?

-- Лейтенант Штенберг. Он -- приятель нашего командира батареи, приходил к нам и рассказывал.

-- Сволочь он, этот Штенберг. Наверное, боярский сынок?

-- Да, боярский,-- подтвердил румын.

-- Так и знал! -- воскликнул Громовой с возмущением.-- А вы не верьте ему, вражине! Не верьте таким,-- успокаивал он румын. -- Мы ведь советские! Понимаешь?

-- Ну штиу.

-- А вот это понимаешь? -- Громовой взял солдата за обе руки и сильно стиснул их в своих ладонях.-- Понимаешь?..

-- Не понимаю...

-- Ну что мне с тобой делать? -- в отчаянии развел руками маленький Громовой.-- Понимать нужно. А то вас замордуют этак-то...

К артиллеристам подошла группа румынских пехотинцев. В ней особенно выделялась своим гигантским ростом фигура одного солдата. Солдат этот молча присел рядом с Громовым и стал внимательно слушать, о чем говорил русский. Должно быть, великан нe все понимал из слов Громового, и его брови над большими темными глазами вздрагивали, хмурились, выдавая напряженную, трудную работу мысли. Наконец он не выдержал и спросил румына, с которым разговаривал Громовой:

-- О чем вы... с ним?

Солдат коротко рассказал.

-- Русский говорит, что они не тронут нас. Лейтенант Штенберг, командир нашей роты, обманул нас,-- закончил солдат.

-- Я так и знал,-- великан потемнел еще больше.-- Вот змея!.. Прикидывается еще добреньким. Послушай, солдат! -- вдруг оживился угрюмый румын.-- Ты хорошо говоришь по-русски, попроси у этого товарища... знаешь что? -- на минуту растерялся, покраснел, потом быстро выпалил: -- Звездочку красноармейскую!..

-- Что ты говоришь? Как можно?

Великан, умоляюще глядя на солдата, владевшего русским языком, повторил:

-- Попроси же! Ну что тебе стоит...

Это был брат старого шахтера, тот самый Лодяну, которого по решению трибунала разжаловали из офицеров в рядовые -- одновременно с расстрелом капрала Луберешти. "Попроси",-- твердил он.

Но Громовой и сам понял, чего хочет этот богатырь. С минуту поколебавшись, сержант стянул с головы пилотку, отвинтил звездочку и собственноручно прикрепил ее к пилотке румына.

Румынки из соседнего села приносили солдатам еду: разрезанную суровой ниткой дымящуюся мамалыгу, яйца, молоко, брынзу. Получили свою толику и собеседники Громового.

-- Кушяй... товарыш!..-- угощал Громового Лодяну.

Сержант охотно взял предложенный ему кусочек мамалыги. Усердно хвалил, подмаргивая молодым румынкам:

-- В жизни не ел такого! Просто объеденьe.

В другом конце сада пела скрипка, гулко стучал барабан, насытившиеся солдаты отплясывали бэтуту*. Организатором веселья был бухарестский железнодорожник, который пришел в корпус с Мукершану. Постепенно и все солдаты перебрались туда, и до самого утра под темными деревьями не умолкал шум.