Елена Хаецкая - Записки из страны Нигде

Он-то, купавшийся в лучах обожания королевы эльфов, по-прежнему не может найти слова, чтобы до девчонки из «группы поддержки» дошло, что ее любят не за стройные ляжки, а за ее прекрасную душу.

Ничего такой герой не реализовался. Когда я читаю про подобных попаданцев-возвращенцев, я вижу только одно: труса. Человека, который сбежал от ответственности (ну да, «я скромный», «не хочу быть героем» и т.п.). Человека, который боится сильной любви незаурядной женщины. Человека, который боится изменить свою судьбу. Маленького, в общем-то, человечка. Ему предлагают огромное сверкающее счастье, ему предлагают целый мир, а он быстренько хапает какой-то один кусочек маленький (зато в рот влезает с одного укуса) - и бежать...

Мама с папой будут волноваться?

Будут...

Но можно дать им знать. Если можно вернуться – значит, существуют и способы послать телеграмму. Если миры взаимопроницаемы, то возможность письма не отменяется. Нет, «будут волноваться» - слабый аргумент.

Сравнивают попадания в другой мир с эмиграцией. Похоже, наверное... Некоторые возвращаются. Про реальных людей, которые пожили в другой стране и возвратились в родную, я не стану говорить, что они «струсили» или еще что-то. Это - реальные люди в реальных обстоятельствах, я о них почти ничего не знаю. А вот про фэнтези-персонажа я знаю все и вижу, что именно трусость - главный его мотив при отказе от трона Волшебной Страны.

Говорят также, что можно найти Волшебную Страну, не отходя от родного порога. Как вы правы, друзья мои, как же вы правы!.. Но это будет уже не фэнтези, а немного другой жанр - городская легенда, о чем мы поговорим в другой заметке.

Ну вот как хотите - а до слез бывает обидно. Кто не хочет - тех в Волшебную Страну пускают, а кто, может быть, палец бы за это отдал или несколько лет жизни - тем остается только книжки читать, мыча от досады.

11:00 / 15.06.2016

Почему одни персонажи воспринимаются читателем как "живые", а другие - совершенно не затрагивают сердце и воспринимаются просто как носители определенного набора качеств и исполнители определенных функций, снабженные для удобства именами?

Формулируя еще проще, по-детски, "как механик - капитану": как сделать героя живым?

Широко известно одно старинное средство, многократно испытанное на людях. Нечто вроде универсального чая с малиной: "Даже у самого положительного героя должен быть недостаток".

Согласна, в случае легкой простуды действует на больного неплохо. Но при сыпном тифе чай с малиной, увы, бессилен.

Если книга в целом недурна, персонажи скорее живые, чем мертвые, то и бабушкин рецепт сработает. Но применяемый тупо и механически, он помогает, извините, как мертвому припарки.

Кроме того, положительный герой запросто может обойтись без недостатков, во всяком случае, без явных и муссируемых автором. Например, нет их у Арагорна... И ничего. Вполне живой Арагорн. Хотя, казалось бы, не пьет и не курит.

Наоборот, Атос, он же граф де Ла Фер, целиком состоит из недостатков: и пьет (хотя по-прежнему не курит), и жену повесил... Что не мешает ему проходить по ведомству положительных героев, а не обаятельных негодяев.

Может быть, секрет живого героя в том, что он смертен? Не знаю, кому как, а мне сильно мешает то обстоятельство, что нынешние фэнтези-персонажи сделались практически неубиваемыми. Что там Холмс с его водопадом! Водопад - тьфу; народ в таком огне не горит, в такой воде не тонет, что только диву даешься. У читателя (зрителя) исчезает беспокойство за персонажа. Чего быть, в принципе, не должно. Надо - чтобы читатель вонзал ногти в ладонь и чтобы в груди у него кололо и щекотало от страха за совершенно ему, в принципе, чужого и даже никогда не существовавшего человека.

Да, смертность, хрупкость персонажа очень бы помогла. Однако и это не главное. Например, мой любимый Геракл из одноименного фэнтези-сериала. Он, в общем, неубиваем. Хотя бы потому, что в сериале пять сезонов и не с руки убивать героя в начале проекта.

Помню, каким шоком была смерть Боромира - и как после этой смерти возникло постоянное ощущение беспокойства и за Арагорна. Ну уж а когда Гэндальф... И третья часть ВК попала мне в руки только через год... То есть целый год Гэндальф был для меня реально мертв... Однако не будем о страшном.

Геракл (как и Арагорн, кстати) обладает гораздо более важной, нежели смертность, чертой: такие персонажи вообще обостренно воспринимают хрупкость, непрочность живой жизни. Не важно, им лично грозит опасность, всему человечеству или какому-то одному существу. У них постоянно болит сердце за то, чтобы драгоценные огоньки не погасли в огромном, полном опасностей мире. И это обстоятельство делает персонажей живыми.

Однако есть еще один секретик, как мне думается. Дело в том, что герои книг для нас двухмерны. Они явлены нам на плоском листе бумаги, они подобны игральной карте (гениальное прозрение Кэррола!) Третье измерение, дающее книжному герою объем, находится в Стране Нигде, на родине персонажей, в естественной для них - и недоступной для нас в нашем физическом теле - среде обитания.

И о том, каков персонаж там, у себя дома, мы можем только догадываться.

Нам ведь далеко не все известно. Мы знаем, например, как д'Артаньян хватает г-жу Бонасье за ручки и всякие другие части тела, но никогда не наблюдали означенного д'Артаньяна за мытьем волос, к примеру. Или, скажем, какую-нибудь засаду нам показывают в крайне сокращенном варианте: сначала точка А - начало засады и ее цель, потом точка Б - окончание засады и ее результат. А те пять часов, что персонажи играли в карты, зевали, лениво цепляли друг друга разговорами, - эти пять часов персонажи провели без нас, в своем мире.

Чем точнее догадывается писатель о том, чем занят персонаж у себя дома, каков он, когда за ним не следит писательское око, - тем живее герой.

Отсюда - любопытный парадокс: выдуманные герои как правило гораздо живее исторических личностей. Почему? Да потому, что историческое лицо, описанное в книге, имеет свое "третье измерение" не в Стране Нигде, а в нашем, реальном, физически явленном мире, и при том в той его части, которая никогда не будет для нас доступна, то есть - давно. Формулируя проще, историческое лицо живет не в Стране Нигде, а в Стране Давно.

Следовательно, автору, вводящему в текст историческое лицо, приходится мысленно превращать (даже - претворять) Страну Давно в Страну Нигде. При этом некоторый объем исторических знаний подчас парализует фантазию. Например, как заставить читателя бояться за персонажа, о котором известно, когда и при каких обстоятельствах тот помер? Ну, за Александра, скажем, Македонского? Да пока Александр не двинется на Индию - можно не переживать... И никакие "маленькие недостатки" старины Македоныча не помогут, не спасут. Не будет он живым, пока... Пока - что?