Елена Хаецкая - Записки из страны Нигде

Предисловие к изданию 1993 года написано Л.Аннинским. Аннинский прочитал дореволюционное издание «На ножах» еще в шестидесятые, его статья – глубоко продуманная, очень содержательная – и она как раз «об этом». Она – о «Велиаровой тайне».

К роману, считает Аннинский, имеется ключ.

«А ключ в том, что рассматривается, вернее, прослушивается здесь все сквозь молву. Добрые люди говорят то, добрые люди говорят это... Тут все решили, а там взглянули на дело иначе... Общество считает... Охотники посудачить утверждают... Праздные люди передают...

Есть реальность или нет? А мы этого как бы не знаем. Что там на самом деле, «то Бог ведает», а мы имеем толки, мы имеем слухи, мы имеем мнения, версии... То есть, мы имеем рождение реальности из ничего...

В заснеженных имениях и на заплеванных вокзалах ее, реальность, раздувают на пустом месте. В роли реальности оказывается химера, тайна. И чем жарче искры, чем пышнее слова, чем авторитетнее доктрины, тем жутче пустота, всею этой пестротой прикрываемая.

У пустоты много псевдонимов. И только одно настоящее имя. Это имя (главное, ключевое слово) – безнатурность. А «нигилизм»? Псевдоним. За ним может скрываться провинциальная бесхребетность либо столичная хватка, но решает что-то в базисе: ощущение всеобщего пестрого переныра. В базисе – ноль. Безнатурность...

Литературная игра, затеянная Лесковым, заключается в том, что тайна бытийная прикрыта тайной игровой, даже игрушечной. Детективный сюжет романа есть не что иное, как иронический дубликат таящейся под ним смутной бездны. Той самой бездны, в которую уходит, пытаясь измерить ее, автор «Бесов».

Потому что для автора «Бесов» нигилизм – что угодно: заблуждение, самообольщение, преступление, одержимость, безумие. Но не мнимость.

А тут – именно мнимость. Лесков в бездну не бросается вслед за одержимыми. Он выстраивает над пустотой узорный верх. Наращивает и наращивает мнимости...

Вавилонское смешение всего и вся должно возникать из той подмены, которая является, по Лескову, началом нигилизма.

Но подмена – акт философский. Нельзя «подменить» огромную многосложную реальность. Она у Лескова все время просачивается сквозь «подмену». Ясная и простая идея, заложенная в роман: что нигилизм бессодержателен, пуст, безнатурен, - не покрывает огромного массива фактов. На обмане и самообмане нельзя выстроить ни мира, ни антимира.

...фундамента нет. Все затеяно для демонстрации его отсутствия. Все рождено как бы из недоразумения».

Статья очень интересная, ее можно цитировать долго, но отсылаю любознательного на поиски полного текста, а сама перехожу к моей мысли.

Как-то попадались мне в руки воспоминания народника Леонида Пантелеева (не путать с советским писателем, не путать с бандитом двадцатых годов). Он рассказывает, как оказался в освободительном движении. Он с товарищами учился в университете. Они «интересовались» - что естественно – всякой «литературой». Приходит, кажется, Слепцов и говорит со значением: есть революционная организация, она распространяет брошюрки о правде, о народе, о справедливости, ну и вообще – за народ; но нужно открыть филиалы этой организации в провинции, предположим, в Симбирске (не помню город, но именно провинция). Поедете? Надо для народа!

Молодые люди говорят: раз для народа – поедем! Бросают университет, едут в провинцию, там пишут, печатают и распространяют, все с риском для себя, эти бессмысленные брошюрки. В какой-то момент, пишет Пантелеев, стало совершенно понятно, что никакой организации нет, что она существует только в воображении Слепцова, а может, и там ее нет, она лишь в его словах.

И что же? Перестали они терять время в провинции на распространение брошюрок? Нет. Они даже не стали докапываться до правды, т.е. существует ли организация или же они сами, пятеро студентов-новобранцев, и есть эта организация, - они и так знали, что правда именно в том, что ничего нет. Но продолжили писать брошюрки.

В результате – арест, болезнь жены, смерть ребенка, десять лет в Сибири и толстая книга мемуаров.

Работа Пантелеева в Сибири (инженером на руднике), смерть его ребенка, болезнь, страдания жены и фактический развод их (она не выдержала – уехала в Европу) – это реальность, это тот самый «узорчатый верх», надстройка, судьба живого человека. А базис – пустота. Ведь даже организации – не было.

Тынянов в «Поручике Киже» искал «лицо» этой пустоты: несуществующий поручик, возбудивший некое движение самим эфемерным фактом своего существования, - это очень традиционный для русской культуры образ.

И вот появляется фильм «О бедном гусаре замолвите слово», и там то же самое: из ничего рождается большой переполох, и происходят роковые перемены в судьбах людей.

Велиар, оказывается, весьма могущественный демон. Его нельзя недооценивать. Мне кажется, смысл художественных произведений, обратившихся именно к этой теме, - в том, чтобы отчетливо и ясно раздеть перед читателем/зрителем нашего монстра до самого исподнего, под которым ничего нет. Увидеть голого Велиара – тот еще экспириенс!

00:00 / 22.07.2017

Некоторые люди прямо-таки гордятся тем, что они перфекционисты. Наверное, если разбираться в термине и спорить, надо оно нам или не надо, то можно зайти слишком далеко, но это не мой путь. Я имею в виду достаточно узкую прослойку литераторов. Это люди, которые до бесконечности переделывают уже написанное. Уже книга вышла. Опубликована. Но что-то не дает покоя, они переписывают и переписывают. Или книга не вышла - и есть шанс, что никогда и не выйдет, потому что опять же - переписывают и переделывают. "Мне надо, чтобы было без сучка без задоринки", "чтобы все было идеально".

Идеально же никогда не получается. Почему? Потому что в нашем грешном мире не бывает ничего идеального. Вот если бы мы жили в пещере платоновских идей... впрочем, опять же, не моя сфера, рассуждать не буду. Смысл тот, что все воплощенное всегда несовершенно. "Мысль изреченная есть ложь" - это не просто так сказано. Невозможно выразить мысль даже в стихотворении идеально. Что уж говорить о более обширном тексте, о романе. Чем длиннее дорога, тем больше на ней камней.

Нет. я не за то, чтобы оставлять опечатки, грамматические ошибки, стилистические несуразицы или разночтения. Случается, автор забывает, какого цвета были волосы у героя в начале книги, и у него брюнеты превращаются в блондинов волшебным образом. Случается, автор забывает и о том, какой был заявлен характер у героини, и смелая умная девушка к середине книги превращается в тупоумную козу. Вот с этим, в принципе, надо бы бороться. Достоевский забыл имена детей Катерины Ивановны в "Преступлении и наказании". Роман от этого хуже не стал (Достоевский вообще, между нами, чудовищно неряшлив в своих текстах) - но если бы Ф.М. все-таки потрудился его вычитать внимательнее и назвать детей одинаково, а не по-разному, - то роман, в общем, не потерял бы ничего. А наоборот, возможно, обрел.