Сергей Синякин - За несколько лет до миллениума [сборник]

Это был мой последний год в Панфилово. Сестра окончила школу и поступила в педагогический институт. Родители решили переехать в город, чтобы сестра была у них на глазах. Разумеется, меня они взяли с собой.

В городе езда на велосипеде стала неактуальной. Там в достатке имелось других видов транспорта. Но каждый год, приезжая к бабке с дедом, я садился на велосипед. В Панфилово всегда находилось, куда на нем поехать.

В шестьдесят шестом я стоял в тамбуре и смотрел, как удаляются знакомые переулки. Мелькнул стадион, на мгновение остро запахло копченой скумбрией, потом протарахтел велосипед с моторчиком. Прошуршал слева ветвями селекционный сад, где так сладки были ворованные яблоки сорта «Золотой налив». Я отправлялся в будущее, но еще ничего не знал об этом своем путешествии.

Мне еще не раз предстояло возвратиться сюда. Каждое лето до самого окончания школы я приезжал к деду с бабкой, и каждый раз все это было путешествием в прошлое. Поезд был машиной времени, город был моим будущим, село — прошлым.

Знать бы, какую бабочку однажды я раздавил и по пути куда!

В сумке у меня были две книги — роман Г. Мартынова «Гианея» и выпущенный издательством «Мысль» роман Ф. Карсака «Робинзоны Космоса». Свое «Возвращение» мне еще только предстояло украсть. Мир был огромен, пространство впереди беспредельно, звезды светили как никогда близко — в космос уже полетела первая женщина Валентина Терешкова, и не было сомнений, что одним из космонавтов однажды стану и я.

Ради этого стоило жить.

Других целей мы перед собой тогда просто не ставили. Жизнью правила романтика: хотелось жить на разрыв души, поэтому никто не мечтал стать банкиром, а тем более бандитом.

Мы мечтали о большем. Банкирами и бандитами нас постепенно делала сама жизнь. Как и ментами.

Наивные и восторженные, мы вбегали в мир, совсем не замечая черных туч там, где вставало солнце.

Город стоял на берегу реки.

Провинциальный и тихий, нам после еще более глухой и тихой деревни он казался столицей. Мамаев курган был покрыт лесопосадками, на его вершине высилось какое-то сооружение, затянутое в леса, — тогда я еще не знал, что вскоре там появится разгневанная женщина с мечом, почему-то грозящим тем, кто живет за Волгой, хотя на деле немцы наступали с юга и с севера, с запада — откуда угодно, только не с востока.

Отец с матерью сняли квартиру — три небольшие комнаты в полуподвальном помещении частного дома по улице Колодезной в поселке Второй километр, который всегда славился шпаной и хулиганами. Дом располагался у подножия Мамаева кургана, от кургана его отделял лишь глубокий овраг. Восьмидесятая школа, в которую меня определили, была одной из последних городских восьмилеток, она размещалась в старом двухэтажном здании на краю оврага, но этот глубокий овраг отделял поселок от Газоаппарата и Красных казарм. Здесь, на дне оврага, рос богатый Шишкинский сад, который так назывался по имени своего создателя. Кем был этот Шишкин, как жил и как закончил свою жизнь, я так и не узнал, но в сад он вложил всю душу. К сожалению, несколько позже городские власти овраг начали замывать песком из Волги, и постепенно деревья скрылись под его многометровым слоем, а от озера, на берегу которого располагался сад, осталось лишь маленькое голубое блюдце, в котором мы купались в жаркие месяцы лета.

В школу я пришел уже после начала учебного года, где-то в октябре. Я зашел в свой класс на уроке химии и ощутил на себе десятки любопытных глаз, но это меня не особенно смутило. Оглядевшись, заметил свободное место около миловидной девочки. Подошел и сел за стол. Девочку звали Лена Данильченко, она была симпатичной, но обещала располнеть в самом недалеком будущем. Особого значения своему поступку не придал, и зря — уже на перемене ко мне подошел угрюмый парнишка и сказал, чтобы я отсел от Ленки, а не то… Остальное было понятно без слов, но во мне заговорило упрямство. Все кончилось легкой потасовкой с поклонником девочки, Володей Краюшкиным. Ловкость и занятия боксом со Шкуриным помогли мне одержать верх, но тогда меня вызвал на беседу еще один, он оказался школьным шишкарем, как тогда называли лидеров. Шишкаря звали Боней. Вызов был обставлен просто — мне на голову надели грязный мешок, который служил половой тряпкой. Я снял мешок. Скрутил его в жгут и огляделся. Определить, кто меня ударил, оказалось не слишком сложно — он откровенно ухмылялся. Драка была короткой. Во время нее ко мне подскочил маленький парнишка, который зашипел мне в спину: «С кем ты связался? Это же Боня!» Я огрызнулся: «Откуда я знал, что это Боня!» Тем не менее держался я достойно, тем самым отстоял право сидеть там, где мне вздумается, и вошел в число учащихся школы, а маленький парнишка, оказавшийся моим одноклассником, стал и моим другом. Это был Петя Жуков — увлеченный историей и географией человек, который любил фантастику и вообще обожал читать книги, к тому же Жуков отличался недюжинной фантазией. Постепенно я обзаводился друзьями. В доме под радиоглушилкой, которая не давала свободы слова радиостанциям «Немецкая волна» и «Либерти», жили Саня Башкин и Вася Попков. Рядом с Жуковым, который с родителями проживал в доме барачного типа, в таком же доме жил Витька Калинин, по кличке Калин, по пути из школы ко мне домой жили Саня Ерохин и Саня Горюнов, которого звали Джимом. С Джимом мы считались приятелями, а с Ерохой сошлись значительно ближе.

В сарае у Петьки Жукова была наша штаб-квартира. Именно там мы собирались и при свете свечи рассказывали разные жуткие истории. Здесь рождались первые фантастические рассказы и пересказывались сюжеты несуществующих книг, якобы прочитанных нами.

Во дворе дома, где жили Башкин и Попков мы играли в «дыр-дыр» — подобие футбола с маленькими воротами и без вратарей. Это был не тот футбол, к которому я привык в Панфилово. Но все равно было интересно. Мы играли с азартом, ругаясь и мирясь, забивая голы и безбожно промахиваясь по воротам.

С неудачливым воздыхателем Ленки Данильченко, которого на Втором километре все звали Краем или Краюшкой, мы подружились и ходили на Мамаев курган крыть сетками реплов и щеглов, а также раскапывать блиндажи, которых там еще оставалось более чем достаточно. Крыть сетками птичек очень увлекательно. Не менее увлекательно раскапывать блиндажи, в которых можно было найти много интересного и даже полезного. Кроме костей, мы находили наши и немецкие награды, ржавое оружие, которое при необходимой сноровке оказалось легко привести в рабочий и даже товарный вид. Однажды мы нашли немецкий хлеб в полиэтилене. Его следовало опустить в воду, и тогда маленький прессованный брикет раздувался до обычной сайки. Хлеб чуточку горчил, возможно, из-за добавленных в него отрубей, но есть его было можно.