Сухбат Афлатуни - Дождь в разрезе (сборник эссе)

Что-то изменилось в самой реальности. Наступило время фрагмента , говоря словами Мориса Бланшо.

Лучше всего это заметно по СМИ.

В конце восьмидесятых кто-то из американских журналистов пошутил: в СССР теленовости напоминают ковровую дорожку, а на Западе — компактный половичок.

Сегодня новости и там и тут напоминают, скорее, лоскутки.

Информационное сообщение перестало быть завершенным высказыванием. Оно отрывочно, как бы незакончено и открыто любым интерпретациям — не исключая противоположные.

Возможно, конечно, что то, что сегодня кажется фрагментарным, завтра перестанет быть таковым. И наоборот.

Столетие назад, когда стал распространяться синематограф, неприятие вызывала именно фрагментарность . Когда после общего вида появлялась крупным планом чья-то голова, она казалась «отрубленной». Потом привыкли.

Аналогичные процессы в современной поэзии. Исчезновение, распад того, что прежде воспринималось как целое .

Распад массива классики и того, что считалось «живой классикой».

Уход в тень фигуры поэта , автора — чья индивидуальность вкупе с биографией создавали тот смысловой каркас, в котором не только фрагменты, но и всякого рода черновики обретали смысл.

Я уже не говорю о народе , некогда считавшемся неявным вдохновителем и потенциальным ценителем стихов. Из поэтического и литературно-критического словаря народ исчез еще раньше, чем из политического (где его благополучно заместили населением).

Что еще остается в качестве целого ?

Поэтический «архив», бескрайнее множество текстов.

Вотчина филологии, иными словами.

Нынешний — вполне логичный — расцвет «филологической» критики.

Ее способность подобрать для любого фрагмента солидную «контекстуальную» или «интертекстуальную» оправу. Не только для фрагмента — вообще для любой совокупности слов, букв, знаков.

Несколько типов фрагментации в современной поэзии, в чем-то пересекающиеся друг с другом.

Постмодернистский «коллажный» тип.

Романтический тип, фиксирующий «мгновенность переживания»… [84] Козлов В. Жанровое мышление современной поэзии // Вопросы литературы. — 2008. — № 5 [http://magazines.russ.ru/voplit/2008/5/ko12.html].

Речь далее пойдет о типе, наиболее наглядно отражающем и механизм фрагментации, и ее пределы.

Действительно, моностих — еще не предел фрагментации. Он способен обладать некоторой целостностью — афористической, например.

Фрагментация может идти дальше — до расщепления на отдельные слова и морфемы. «Дыр бул щил» и прочий «заумный» язык.

Все это хорошо в виде разового эксперимента. Развитие тут едва ли возможно — дальше двигаться почти некуда. Разве что по кругу.

Александр Уланов пишет в своей статье об одном направлении в американской поэзии конца 1970-х — начала 1980-х: так называемой «языковой школе», Language School .

Справедливо отметив влияние, которое оказал на «языковую школу» русский футуризм, Уланов продолжает:

Language School изменила американскую поэзию. В 2007-м Hejinian была избрана канцлером Американской академии поэтов. Сейчас надо быть принципиальным ретроградом (вроде группы «новых формалистов»), чтобы продолжать в прежнем духе прямого высказывания [85] Уланов А. Промелькнув? // Транслит. — 2013. — № 13. — С. 8. .

Не берусь судить, насколько избрание Лин Хеджинян (и вообще избрание кого-то куда-то кем-то) является серьезным аргументом в разговоре о поэзии. Может, оно и явило собой триумф Language School и посрамление «ретроградов»: я не специалист по современной американской поэзии.

Далее, однако, Уланов переходит к поэзии российской — и сетует на слишком малое, по его мнению, число «русских авторов, взаимодействовавших с Language School».

Если судить по читаемости авторов Language School и их широкому влиянию в Америке, можно предположить, что американское общество в определенной степени ответило на вызов времени интеллектуализацией. Если судить по малой известности Драгомощенко в России (и отношение к нему как к нелепой зауми многих тех, кто о нем все-таки слышал), российское общество двинулось в противоположном направлении [86] В числе «взаимодействовавших» Уланов называет А. Драгомощенко, А. Скидана, Ш. Абдуллаева, Г. Ермошину, А. Таврова, Н. Сафонова, Е. Суслову, Д. Ларионова и самого себя. Не так уж мало, если разобраться. Правда, не уверен, что о влиянии той или иной школы можно судить по количеству поэтов. .

Куда двинулось российское общество — тема для другого разговора.

Что же касается «нелепой зауми» — то подобный эпитет в отношении зауми действительно лишен смысла. Нелепой или, скажем, неудачной зауми быть не может — как не может быть и зауми «талантливой». Обычные оценки поэтического произведения едва ли применимы к результатам не поэтической, а скорее филологической по своей природе деятельности.

Замечаю, что пока не привел еще ни одного стихотворного примера. Заготовил их несколько, но ограничусь двумя, достаточно характерными.

Отрывок из поэмы «Пкоэт» (именно так: «Pcoet». — Е. А. ) одного из представителей Language School , Дэвида Мелника.

Перевести не берусь, оценивать — тоже; воспользуюсь комментарием Марка Скроггинса (который и привел этот отрывок в своем эссе «Фрагментарная поэтика»):

Сознание читающего требует смысла. Оно стремится извлечь смысл из текста… Меня не интересуют технические детали того, как Мелник сочиняет свои тексты (иногда кажется, что он просто как можно быстрее и плохо печатает английские слова, иногда — что переделывает французские или греческие), или авангардные источники «Пкоэта» (на память сразу приходит изобретенная Хлебниковым заумь). Я имею результат: буквы, скопления букв, напоминающие слова, и скопления слов, напоминающие фразы. Апокалипсис фрагментации, который предлагает одновременно и слишком мало смысла, чтобы его удержать, и слишком много, чтобы ухватить его сразу [87] Scroggins M. A Fragmentary Poetics. Part Two // The Cultural Society, 17 Dec. 2002 [http://culturalsociety.org/ texts/prose/a-fragmentary-poetics-part-two/]. Поэт и литературный критик Марк Скроггинс относится, кстати, к числу авторов, симпатизирующих Language School. .

Здесь, собственно, и стоит вернуться к тому, что говорилось о модернистском фрагменте у К. Элиас: « В чем смысл того, чтобы этот фрагмент имел какой-либо смысл? »

Любой поэтический текст — в отличие от повседневной речи, технической инструкции или научной статьи — предполагает смысловую неоднозначность и множественность интерпретаций.

Эта множественность, однако, может порождаться двумя различными причинами.