Сухбат Афлатуни - Дождь в разрезе (сборник эссе)

Сейчас удивительно много людей пишут хорошие стихи. Трансформированное слово, поэтические ходы, стиховые средства — все на месте. Тут-то и начинается беда — драма ненужных хороших стихов.

Это — уже вполне от себя — отмечала в начале 1980-х Лидия Гинзбург [100] Гинзбург Л. Указ. соч. — С. 324. .

Сегодня не вызывает сомнения, что и от начала 1910-х, и от начала 1980-х остались и замечательные имена, и замечательные стихи. А не только искусственные и мертвые.

И от начала 2010-х тоже, наверное, останется немало.

«После многочисленных обзоров поэзии нулевых у меня сложилось впечатление, что мы присутствуем едва ли не при конце русской поэзии. Но вот вышли номера журналов с единичкой вместо второго нуля; а в них — поэтические подборки, а в подборках — стихи: хорошие, разные, всякие…»

Так — прошу прощения за автоцитату — я начинал пять лет назад первый очерк «Поэзии действительности» («Арион» 2010, № 2).

Завершая этот цикл, могу повторить то же самое.

Поэзия действительности — лучшая современная поэзия [101] «Новейшая поэзия есть поэзия действительности, поэзия жизни» — эта фраза Белинского из его статьи о Грибоедове, напомню, и дала название всему циклу. — подтверждает действительность поэзии . Ее актуальность, ее движение. Ее изменение под воздействием как вне- так и внутрилитературных «раздражителей». Ее способность отражать дух и цвет времени и, в свою очередь, — на невидимом капиллярном уровне — способность воздействовать на него. Наконец, подтверждает само существование поэзии при не слишком благоприятных «погодных» условиях. Впрочем, поэзия, как и любовь, всегда происходит не благодаря, а вопреки. Вопреки действительности, языку, себе самой.

Прочее же — «литература», буквы, шумы…

Сразу оговорюсь: это не рейтинговый выбор. Можно было бы отобрать и другие книги. И не обязательно семь — случайное, хотя и симпатичное число.

Но отбора как такового и не было. Если не считать автоматический отсев книг, рецензировать которые можно только оптом, по двадцать-тридцать. Но такое оптовое рецензирование — это уже другой жанр.

Жанр этих заметок — разглядывание, пролистывание поэтических трофеев 2011 года. Семь сборников. Не просто хороших («хорошее» в критике равносильно «никакому») — ярких, интересных. Выпущенных поэтами. Отражающих какие-то процессы, происходящие в современной поэзии. Заставляющих вспомнить о составлении поэтического сборника, как об особом типе литературного мастерства — как поэтического, так и редакторского. Увы, нечастом сегодня.

Помню, как Вадим Перельмутер с удовлетворением констатировал: с начала девяностых «впервые за без малого семь десятилетий у читателей — и писателей — появилась возможность получать авторские книги. Книги, изданные так, как они задуманы, написаны, увидены поэтами» [102] Перельмутер В. Фрагменты о книге поэта // Арион. — 2005. — № 1. — С. 34 [magazines.russ.ru/arion/2005/1/pere23. html]. .

Полностью разделяю чувство облегчения по поводу исчезновения идеологической, цензурной редактуры. И все-таки. Поэтический талант не обязательно предполагает наличие таланта составления стихотворного сборника. При составлении книги поэт не ограничен объемом, как в журнале, свободен в графических изысках, не скован в ненавязчивой саморекламе. И — пошла писать (точнее — публиковать) губерния… Чего только не оказалось можно . Раздуть книгу до солидного тома, памятника себе нерукотворного (по виду — скорее плиты). Заказать дружественному критику предисловие или послесловие, а лучше — двум разным критикам, и предисловие, и послесловие. Поместить в книгу свои фотографии в обнимку с другом Васей (тоже поэтом). Тиснуть, в нагрузку к стихам, еще и прозаические опыты, и эпистолярии… Когда еще возможность издать следующий сборник подвернется…

И это все — печальные наблюдения над книгами талантливых и профессиональных поэтов. Какие «авторские» книги выдают стихотворцы менее искушенные — над одними предуведомлениями слезами обольешься: «Дорогой читатель! Перед тобой…»

Добавим ко всему этому микро- (если не нано-) тиражи поэтических сборников. И помножим на аллергию, которую вызывает современная поэзия у дилеров книготорговой сети, если на обложке не стоит имя медийно востребованного автора или знак крупного издательства. Положение отчасти спасают редактируемые поэтические серии. Но именно — только отчасти ; те же миниатюрные тиражи, те же проблемы с попаданием к читателю.

Но достаточно жалоб, вернемся к самим сборникам — к счастью, свободным от вышеназванных недугов. Сборникам, которые почти сами собой сложились на моем столе в три тонкие стопки. Что отчасти и подсказало то, как их сгруппировать. Три взгляда: одни — через призму биографии их авторов, другие — стиля, третьи — жанра.

Виталий Науменко. Юноша в пальто. М.: Лит. клуб «Классики XXI века», 2011. — 63 с. Тираж 100 экз.

Обычная история: поэт из провинции, перерос все, что можно было там у себя перерасти, перебирается в Москву, обживается, не приживается, снова попытка, и снова. Обычная история. Иркутская история — автор книги из Иркутска.

Одет не по сезону. Ни для Иркутска, ни для Москвы. (Теплые вещи узлом у кого-то из знакомых, на другом краю города…) «Кто там?» «Кто-кто… Юноша в пальто».

Книга, собственно, не о пальто — а об этом неузнавании мира. Неузнавании улицы. Неузнавании себя. Кто автор для себя? Незнакомый. Некто. Юноша в пальто. Какой еще юноша, автору — тридцать четыре? Значит, кто-то другой. Простите, обознались.

Улицы — знакомые. Но чужие, как будто под водой. Или — действительно под водой? Снег на них сыплет (закутаться теплее)… или это цветение… или, постойте: вон уже спелое яблоко висит?

Назвать — значит узнать.

Скупость эпитетов, минимализм в лексике, метафорах — похоже, именно от этой неуверенности в узнавании. Поэзия Науменко — парадоксальная, глубокая — возникает, похоже, из страха ткнуть пальцем не туда, увидеть не так, вообще не увидеть.