Захар Прилепин - Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

А в этой книжке и первого, и второго с избытком.

Мир этой деревни, с послевоенными вдовами и пьющими вороватыми мужиками, – все вроде бы узнаваемое, но вместе с тем странное, даже маревное, к тому же имеющее порой некий мрачно-ироничный подтекст.

Вот, к примеру, умалишенный сосед Суздальцева, который обожает свою белую зеленоглазую козу: сам выводит ее гулять, любуется ею, а местные мальчишки дразнят чудака «козодоем». Коза умирает – а сосед вскоре вешается.

Впрочем, когда речь идет о серьезных вещах, прохановский голос звучит очень убедительно.

Накануне Дня Победы селяне моют памятник солдату и солдатке – и, проходя мимо, герой замечает, что омывают их, как дорогих покойников.

Герой охотится на уток, две подстреленные птицы падают в реку – в охотничьей, почти собачьей страсти он сбрасывает одежду, прыгает за добычей, забыв о том, что вода ледяная. Едва не гибнет… «И когда выходил, березы на берегу стали красные, словно пропитанные кровью».

А когда, в другой раз, начинается пожар, герой видит, что «…елки стояли в огненных юбках, и огонь задирал их, оголяя тощий ствол».

Или проходит мимо оставшегося с войны в траве танкового колеса – и чувствует, что «…колесо словно окликнуло его». Герой поднимает колесо – и будто выпускает новых духов войны в мир.

Правильная, в общем, проза – написанная сочно, вдохновенно.

Осталось подумать и понять, отчего первая книга Проханова именовалась маняще и радостно «Иду в путь мой», а последняя, почти о том же самом, называется «Пепел».

Загадка определенно есть.

Первые из опубликованных дневников писателя Сергея Есина датируются 1984 годом. Этот том – дневники за 2009-й. Выходит, уже более четверти века Есин со своей привычной лукавой полуулыбкой вглядывается в современников и времена («эпохой» всю эту маету и суету язык не поворачивается назвать).

Еще не все записи опубликованы (я, например, не видел записей за 1991 или 1993 год – а очень любопытно), но круг читателей у дневников сложился достаточно давно, минимум лет пятнадцать как.

Согласен я или не согласен с точкой зрения Есина (а я, как правило, согласен), безусловно одно: эти дневники станут одним из наиважнейших свидетельств о наших днях. Притом что никаких сенсаций и сплетней о тайных интригах тут нет вовсе.

Многие читатели, которым есинские «Дневники» попадают в руки, простодушно говорят: «Не оторваться» – и это действительно так.

Я сам читаю уже, наверное, том восьмой или девятый есинских дневников – по объему все это куда больше, чем «Война и мир», – и наверняка знаю, что ничего оглушительно нового не узнаю, когда прочту очередную есинскую «летопись» за год, – и тем не менее меня ж и вправду не оторвать от этого чтения.

Но почему?

Я вот сказал «ничего нового не узнаю» – но, с другой стороны, что мы такого нового узнаем, когда судорожно листаем бесконечные перекрестные ссылки Сети? Что от этих знаний остается спустя даже не год и не месяц, а неделю, день?

Это в есинских дневниках я впервые прочел не его, но им услышанную и так удивившую меня фразу: «Мы знаем все больше и больше о все меньшем и меньшем».

Есин подходит к временам с какой-то другой стороны. Явно неглупый человек поставил себе задачу не мыслить глобально – и такой подход вдруг открыл что-то, до сих пор не сформулированное никем.

«Я пишу не дневник, а летопись обывателя», – признается Есин.

Тут, поверьте мне на слово, нет никакого кокетства – несмотря на то что слова эти произносит автор многих романов (как минимум один из которых, «Имитатор», имеет статус культового), лауреат премий, председатель жюри кинофестивалей, до недавнего времени ректор Литинститута, и прочая, и прочая.

Что такое, в конце концов, дневники Пришвина или Чуковского, которые вдруг осветили самую важную и страшную часть XX века совсем иначе, чем до этого литература и публицистика? Это именно свидетельства не столько участников событий, сколько наблюдателей, которые, как им самим казалось, находились на кромке истории.

Но выясняется, что с этой кромки многое видно куда лучше. В деталях скрывается не только дьявол, но и дух. Если не святой – то дух времени точно.

«Не обвиняйте меня в излишних социальных подробностях, – продолжает Есин, – обыватель в наше время обижен, он недооценен, его раздражает богатство, которое он проморгал… телевидение, депутаты, успешные писатели, даже ушлые преподаватели, которые плохо исполняют свой долг».

И дальше, без перехода: «Вечером варил щи из кислой капусты. Это на дни после праздника».

После этих щей я в очередной раз понимаю, что имею дело, конечно, не с архиватором всякой незамысловатой всячины, а с умнейшим и тонким человеком, редким ценителем слова и жеста. Дух кроется в деталях – но мало кто умеет их заметить и точно описать!

Есин нашел (придумал? создал?) очень сложный интонационный рисунок для своих дневников.

Привычных дневниковых примет в виде бесконечного сведения счетов с друзьями и недругами (с друзьями – чаще), откровенной злобы и неустанной мстительности (привет и поклон Нагибину, хотя не только ему), самотерзанья и тайного самолюбованья – всего этого у Есина вроде бы и нет.

Вроде бы… Потому что ирония, сарказм, раздражительность – все это присутствует, но будто бы на третьей или даже на пятой горизонтали. Тяжкое, неприятное, горькое – все это, как лекарство, почти без остатка растворяется в тихой есинской интонации.

Есин откровенен, но не навязывает читателю свои откровения. На какие-то потайные вещи он время от времени намекает – и этого внимательному читателю оказывается достаточно. Хорошая, умная недоговоренность – главная отличительная есинская черта.

Притом что вовсе нет ощущения, что автор «Дневников» боится кого-то обидеть.

Он не сводит счеты, но и не строит ни с кем отношений. Какие еще отношения! – такая длинная жизнь за плечами, поздно уже начинать, надо было минимум на полвека раньше…

«Сейчас мы уже завидуем не славе и удачливости, а тому, где кого похоронят», – походя роняет Есин в «Дневниках».

В «Дневниках» Есин не беседует с потомками: мы видим тут полное отсутствие пафоса. Нет ссылок на свою прошлую правоту – и вообще лобовой, чванливой уверенности в собственной правоте, так свойственной мемуаристам. Нет смакования своих былых и недооцененных (или оцененных) заслуг. Ненавязчивая афористичность, словесная жестикуляция еле заметная – и оттого еще более точная и, я бы даже сказал, изящная.

Время не эпохальное, а в дневниках Есина – целая эпоха. Парадокс!

Речь между тем идет обо всем том, что имело место в 2009 году в нашей жизни и в жизни писателя, театрала и человека Есина.