Захар Прилепин - Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

Там тоже проходил книжный фестиваль, и в качестве его почетных гостей выступили Россия и Гаити. А что, концептуальный подбор…

Всю дорогу с любезным сердцу моему литератором Павлом Басинским мы говорили о русской судьбе, русском пути и русской хтони. Паша временно пребывал в завязке, а я старательно поддерживал градус беседы.

Первыми, кого я встретил на французской земле, были мой французский издатель Мишель Парфенов и русский тележурналист Леонид Парфенов. Еще не отошедший от разговора с Басинским, я поздоровался с Мишелем и назвал его Леонид, а потом с Леонидом, назвав его Мишель.

На что Парфенов, который тележурналист, ответил:

– Здравствуйте, Захар Прилепин, меня зовут Леонид Парфенов.

Я не придал должного значения произнесенной им фразе, но некоторое время думал о скрытом смысле этого парадокса: как же Мишеля могут звать Леонид? После долгих разговоров о русской судьбе и не такое, думаю, бывает.

Не знаю, как там с писателями из Гаити, но русскую делегацию встречали по-царски.

Я наконец понял, к чему мне снились все эти морские симпатяги. Сны сбылись в полной мере. После очень ненавязчивой официальной части нас позвали к столу – и, Боже мой, какое роскошество мы там увидели!

Несколько раз наученный горьким опытом в родной стране, когда фуршет завершается, едва начавшись, я сразу запасся тремя порциями устриц и бутылкой шампанского. И не скажу, что многие из моих соотечественников не поступили также. Велико же было наше удивление, когда спустя час нашего пиршества дорогим гостям вынесли еще центнер устриц и несколько сот бутылок разнообразного алкоголя.

Так мой выход в украинское кафе был восполнен многократно.

В возвышенном состоянии духа я лег спать уже в восемь вечера и, проснувшись после положенных восьми часов сна, то есть в четыре утра, отправился на прогулку.

Рассказывают, что в прошлом Сен-Мало было пристанищем пиратов – мне показалось, что ночь – наиболее удобное время, чтоб отладить контакт с их духами.

Улицы были почти пусты, мне встретились две или три не очень пьяные и не очень шумные компании.

Я совершил несколько кругов по центру города, потом выбрел к набережной и, осмотревшись, отметил чрезмерную степень любопытства к моей персоне со стороны местной полиции.

Никаких запрещенных предметов я, по обыкновению, с собой не ношу, поэтому переживать мне было не о чем. Однако полиция вела себя так, словно у меня имелись самые весомые причины беспокоиться о своей свободе.

Меня нагнали так целенаправленно и стремительно, словно в полицейских сводках была ориентировка на безволосого русского мужчину в джинсах и кофте, надетой на голое тело.

Все как полагается: руки на стену, обыск доскональный и даже несколько щекотный. Они все спрашивали у меня паспорт, но документы я оставил в номере.

Полицейские поинтересовались, кто я такой, я, естественно, ответил про «грейт рашен райтер», что, впрочем, не произвело на них должного впечатления и, пожалуй, имело даже обратный эффект.

Задержавшие меня связались с кем-то по рации и стали договариваться, как я понял, на мой счет. Главный полисмен все поглядывал на меня, когда говорил в рацию.

Я воодушевленно представил, что сейчас меня, не знающего языка, посадят в камеру к местным гастарбайтерам, наркоманам и, может быть, последним пиратам.

Раздумывая о последующих событиях, я нафантазировал, что попрошу французских стражей порядка позволить мне сделать один звонок и наберу, естественно, поэта Кабанова.

– Саша, – скажу я, – я тут… да нет, не в ресторане, все в порядке… Я в камере, в Сен-Мало, Франция. Нет, не на съемках – в тюремной камере. Не подъедешь?

Наконец меня отпустили.

На следующий день выяснилось, что пиршество, устроенное в честь нашего приезда, это никакое не пиршество вовсе, а элементарный обед.

В итоге мы так каждый день обедали: с улитками, мидиями, крабами, креветками и какими-то неизвестными мне моллюсками, а также рыбами красного, розового и желтого цвета… ну и французские сыры ко всему этому прилагались.

После таких обедов и беседы с французскими читателями проходили как-то по-особенному.

К примеру, писатели Андрей Дмитриев и Юрий Буйда должны были рассказывать о, не поверите, загадочной русской душе – именно так была обозначена тема. Но на первой же минуте своего выступления они официально отменили загадочную русскую душу как факт.

Нам в компании с Дмитрием Липскеровым и Андреем Геласимовым досталась не очень благодарная тема Чечни – к этому вопросу французы относятся очень болезненно и по сей день уверены, что Грозный и его окрестности лежат в руинах.

На мои слова о том, что сегодняшняя Чечня живет богаче большинства регионов России, французы засвистели, зашумели и затопали.

Один почтенного возраста французский военный заявил, что Чечня для России является той же раковой опухолью, что Алжир для Франции. «Не считаете ли вы, что как французы отделили Алжир, так и вы должны отделить Чечню?» – тактично поинтересовался он.

– Нет, – сказал я и блеснул своими познаниями в географии. – Насколько я помню, Алжир находится в Африке, а Чечня все-таки в России.

– Кавказ будет русским, – сказал и Геласимов со свойственной ему прямотой.

– И радуйтесь вообще, что все это в составе России находится, – закрыл тему Липскеров. – А то оттуда к вам хлынет.

Что до писателя Владимира Сорокина, который разгуливал по Сен-Мало в белом пиджаке и был похож на Атоса, переодевшегося в Остапа Бендера, – то он свои встречи с читателями, как правило, вообще не посещал, предпочитая местные рестораны. Свиту ему составлял журналист Николай Александров, который проявил неожиданное знание народных французских песен и исполнял их на языке оригинала, замечательно громко и достаточно музыкально.

…По ночам над Сен-Мало раздавалось хриплое пение русского литератора о печальных судьбах французских пейзанок, мещан и моряков…

Николай, надо сказать, внешне вполне походит на пирата: эта его полуседая грива и страстные глаза с легкими искрами безумия, эти его размашистые повадки и склонность к аффектам… Натуральный морской разбойник.

Поразмыслив на эту тему, я пришел к выводу, что настоящими пиратами в тихом и упорядоченном Сен-Мало является как раз делегация русских писателей – иных претендентов нет.

Даже очаровательный, элегантный и беззлобный Митя Глуховский вполне вписывался в пиратский ансамбль – скажем, на правах толмача: его свободное владение пятью или шестью языками было тому порукой.

Дмитриев и Буйда, с их бородами, неизменным румяным алкогольным опьянением, громкой речью и хорошо поставленным хриплым хохотом составляли отличный ансамбль. С Басинского так вообще можно делать изображения пиратов для местных сувениров. О морском офицере и, кстати, писателе Илье Бояшове даже говорить нечего.