Роман Арбитман - Принцесса на бобах

Как и Ларионова, Булычев сделал ставку на ностальгию и инерцию: те, кому сейчас за тридцать, помнят Алису Селезневу, для них имя писателя — знакомый брэнд. Однако тиражированием вечно юной, как консервированная курица, Алисы фантаст не ограничивается. Характерным примером творчества нынешнего Булычева является его цикл «Театр теней» (начатый романами «Вид на битву с высоты» и «Старый год»). Наш фантаст решил создать российский вариант «Секретных материалов», противопоставив импортному Фоксу Малдеру россиянина Гарика Гагарина. Если герои заокеанского сериала, обладая мандатами ФБР (а значит, и правом произносить ритуальную фразу «Мы работаем на правительство»), все-таки докапывались до сенсаций в одиночку и лишь потом тревожили руководство, то главные булычевские персонажи имеют принципиально иной статус. На охоту за тайнами они выходят в качестве штатных сотрудников государственного Института Экспертизы и при полной поддержке оного.

Разница в статусе главных героев предопределяет и различие фабул. Телевизионные Скалли и Малдер доблестно выискивали невероятные секреты, спрятанные за семью печатями, но в конце концов регулярно разбивали лбы о государственные препоны — высокие чины из ФБР и Пентагона ставили крест на их усилиях. Нашему Гарику с коллегами, напротив, компетентные органы и вышестоящие инстанции помогают всем, чем только можно (в первом же романе высокопоставленный милицейский «дядя Миша» лично благословлял Гарика на совершение опасных подвигов). Что касается неизбежных «плохих парней», то мешают нашим героям заурядные криминальные типы, которые наживаются на случайно обнаруженных чудесах (типа «дверки» в иное измерение) и которых нетрудно утихомирить либо при помощи УК, либо при посредстве АКМ. Разумеется, словосочетание «новый Кир Булычев», возникшее на зеленых обложках романов, не вполне точно. Булычев-то здесь как раз прежний, хорошо знакомый. Во первых строках «Вида на битву с высоты» грамотный читатель быстро распознает двадцатилетней давности рассказ «Выбор», грубо перелицованный автором в соответствии с теперешний политэкономическими реалиями (исчезли СССР и очереди за растворимым кофе; появились зарубежное баночное пиво и старички-демонстранты с антиправительственными лозунгами). В свою очередь, книга «Старый год» являет собой повесть «Мир без времени», разросшуюся до размеров романа. Памятуя о большом авторском запасе повестей и рассказов 60—80-х годов, легко представить себе дальнейший механизм возникновения на свет и остальных книг цикла…

Пока одни мэтры сами перешли на «новоделы», достижения лучших мастеров НФ той поры — А. и Б. Стругацких — стараются принизить их ученики. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пример тому — питерско-московский проект «Время учеников». Кратко напомним его историю. Пять лет назад редактор Андрей Чертков родил любопытную идею. Мир писателей-фантастов братьев Стругацких, утверждал Чертков, настолько детально прописан, что сделался уже почти реальным обжитым уголком Вселенной. И раз так, было бы глупо не пустить в этот уголок посторонних жильцов — благо места хватит на всех. Московским, петербургским и провинциальным писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать свои силы «на чужой территории», сочинив тексты a la Стругацкие (либо продолжения известных вещей, либо вариации на какую-нибудь из знакомых тем, с привлечением готовых персонажей). Так появились «Время учеников» (1996) и «Время учеников—2» (1998). В конце столетия не заставила себя ждать и третья по счету книга… О двух первых томах в свое время было уже говорено — в том числе и автором этих строк. Если оставить за скобками веселую повесть красноярца Михаила Успенского «Змеиное молоко», вполне «игровую» статью саратовца Вадима Казакова «Полет над гнездом лягушки», мы обнаруживаем в остатке плохие сочинения двух разновидностей. Либо — простые графоманские попытки имитации стиля мэтров. Либо — еще более досадные попытки надрывной полемики с повестями мэтров, в сочетании с нешуточной (и оттого особенно тяжкой) серьезностью полемистов. В итоге почти все, желавшие поспорить с мэтрами на их территории, продемонстрировали свое фиаско. А что в третьей книге? И там присутствует та же неприятная тенденция, что и в первых двух. Авторы вновь клянутся в верности «духу Стругацких», уснащая свои сочинения бесконечными именами и реалиями из книг классиков-фантастов (иногда этого всего — явный перебор, как в повести Александра Щеголева «Пик Жилина»). Но одновременно их не оставляет желание вновь потягаться с мэтрами и объяснить им, неразумным, как нужно было строить сюжет. (Скажем, Владимир Васильев в рассказе «Перестарки» торжественно устраняет «несправедливость» из «Полдня, ХХII века» и организует happy end.) Уже знакомое по первым двум сборникам стремление вывернуть наизнанку («массаракш!») миры Стругацких, продемонстрировать граду и миру гадкое нутро некогда положительных героев рождает на свет, к примеру, «Посетителя музея» Александра Хакимова (совестливый охотник из «Возвращения» превращен к безжалостного убийцу-ксенофоба) или «Позолоченный шар» Никиты Филатова, где романтичного юношу Арчи Барбриджа из «Пикника на обочине» сделали хладнокровным садистом.

Вообще же вивисекторской «расчлененке» подверглись тут и Лес из «Улитки на склоне» («Бегство из Одержания» Николая Романецкого и «Долгая дорога к логу» Станислава Гимендеева), мир НИИЧАВО (в повести Александра Етоева «Как дружба с недружбой воевали» возник неудобоваримо-занудный гибрид из «Повести о дружбе и недружбе» и «Понедельника…»), и мир Арканара (в «Черной мессе Арканара» Елены Первушиной явлен иной гибрид — «Трудно быть богом» с «Жуком в муравейнике»). Присутствовал в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука, чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац — и невнятица на уровне общего замысла. Еще в «Солдатах Вавилона» Лазарчук выдал за роман хаотически слепленный ком из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить нечто стройное в импрессионистическом буйстве красок, ему требовалось отойти от полотна на расстояние бесконечности… Все эти недостатки присутствуют и в недавно изданном его сборнике «Из темноты». Выстроить связный сюжет — для Лазарчука задача по-прежнему непосильная. Прокламируя свою принадлежность к «школе Стругацких», он не смог перенять у мэтров главное: умение писать сюжетно, не теряя при этом глубины. Пройти по тонкой грани между заумью и пошлостью ему не дано.

«Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут». Такие вирши предлагались героями Стругацких в стенгазету НИИЧАВО, но были отвергнуты: мол, не годится, не наши методы, пропаганда телесных наказаний. И т. д. Знали бы эти гуманисты хреновы, что из-за их дряблости Россия едва не погибла, захлебнувшись в мутной волне преступности. Хулигана Хому Брута не в стенгазете надо было песочить, а — из «магнума» в сердце и контрольку в голову. За пьянство в общественных местах, за нерыцарское отношение к Панночке, за хамские высказывания в адрес Вия. И вообще «Брут» — не русская фамилия. Не кавказец ли он случайно?..