Роман Арбитман - Принцесса на бобах

Факт появления сыщика обусловлен сюжетом. Космическая опера, разверстанная на две части романа из трех, оказывается всего лишь фантастически затянутой преамбулой к детективу а-ля Агата Кристи. Есть убийство, узкий круг подозреваемых, есть мотивы у каждого и гадский для человечества итог, если злодея не найдут… Беда в том, что сыск с пометкой «НФ» — это оксюморон, сладкая соль. Генетика, продажная девка империализма, обессмыслила придуманный Лукьяненко детектив. Вся дедукция стоит копейку, так как по сюжету генетически можно создать любую личину для супершпиона-мутанта. В мерзавцы автор может произвести каждого: колокол прозвонит по тому, кого автору не жалко прибить под занавес. «Подумаешь, геном Ньютона!» — говорил в таких случаях бессердечный Коровьев…

«Валовый» подход издательств превратил в халтурщиков даже честных ремесленников. Николай Даниилович (Ник) Перумов, спец в жанре fantasy, известный грамотными сиквелами Толкиена, свой недавний роман «Алмазный меч, деревянный меч» буквально сляпал на скорую руку — из кельтских мифов, картинок древнеримской истории и истории европейского средневековья, обломков разнообразных американских fantasy, Булгакова и Томаса Мэлори, «Спартака» и справочника «Холодное оружие средневековья». Гномы, тролли, орки, колдуны, священники, исповедующие культ Спасителя, римские легионеры, маги (включая Мерлина), бродячие циркачи, император со свитой… — все это обильно полито кетчупом и смешано в горячечном воображении автора. Герои книги, оставаясь орками или гномами, имперскими стрелками или магами, довольно бойко изъясняются на жаргоне «митьков» («дык», «тудыть-растудыть»), используют современные армейские хохмочки («здесь вам не тут», «поставить на уши»), перемежают благородное обращение «экселенц» (так, между прочим, в книге именуют патриарха) с панибратским «паря». Более же всего перумовская нечисть обожает высокопарную тарабарщину, где каждое слово обязательно требует себе заглавной буквы («Невозможно убить Пустоту, Ничто, Отсутствие Сущего»). Впрочем, не эта чудовищная эклектика — главный недостаток романа. И даже не обилие безвкусных сцен насилия, когда персонажей лишают жизни разнообразными способами (счет трупам в книге ведется на сотни). В одном из недавних газетных интервью Перумов гордо признался: «Я — антихристианин». Разумеется, вера есть интимное дело каждого и писателям-фантастам не возбраняется поклоняться кому угодно, хотя бы и антихристу (у нас, слава Аллаху, свобода совести). Однако прискорбно, когда религиозно-этические установки создателя fantasy вступают в противоречие с законами жанра. Ибо fantasy — та же сказка: в финале добро обязано победить зло. У Перумова это невозможно в принципе. Моральный релятивизм автора уничтожил грань между добром и злом. Едва ли не все главные герои книги — убийцы (нередко и детоубийцы), а потому сочувствия не вызывают, при всем желании фантаста. Следить за приключениями омерзительных существ, проливающих реки крови (в том числе и своей), тошно и тоскливо. Никого из них не жаль. Победы никому из них желать не хочется. Если в финале они пожрут друг друга, мы не заплачем.

Как и Перумов, Василий Головачев нетвердо различает «хороших» и «плохих», поскольку торопится накрошить персонажей побольше. Недавний его роман «Регулюм» не хуже и не лучше остальных. Существует мнение, будто фантастические боевики Василия Головачева одинаковы, поскольку все изготовлены из одних и тех же подручных материалов: словаря иностранных слов, популярного руководства «Основы рукопашного боя», справочника по стрелковому оружию и книги Д. Андреева «Роза Мира». Однако нам этот подход к головачевским романам кажется упрощенным. На самом деле сочинения этого автора делятся на две категории: а) с краденым сюжетом; б) без сюжета вовсе. В романах второй категории все непрерывно горит и бессмысленно крушится, герои дерутся ногами, пуляют друг в друга из различных видов оружия (от модифицированного современного до абсолютно фантастического), а в промежутках между стрельбами ведут заумные разговоры, интонируя прописные буквы, с которых начинается каждое второе слово («Не его ли берегут Хранители, Люди Внутреннего Круга, опекающие Храмы, то есть Модули Иной Реальности?» — цитата наугад из романа «Перехватчик»). В головачевских романах категории номер раз: стрельбе, дракам и броуновским перемещениям персонажей по вертикали и горизонтали придана толика смысла — за счет простодушного рэкета у коллег-фантастов.

«Регулюм» принадлежит к первой категории. Фантазийный хаос нанизан на сюжет «Конца Вечности» Айзека Азимова — с той лишь разницей, что простоту азимовского мироустройства здесь подменяет невероятная запутанность («Иерархия Мироздания гораздо сложней, чем мы считаем»), а путешествия во времени называются иными, более заковыристыми, терминами; причем всякий раз другими. Кроме муторных описаний разнообразных бойцовских приемов, кроме дурной геополитики дугинского розлива (Россия — «главный фактор стабилизации человеческого социума в целом. Тот, кто управлял Россией, по сути, управлял миром») и привычной даниил-андреевщины («Роль стабилизатора Регулюма выполняет общечеловеческий эгрегор как разумная надсистема»), книгу подпитывают отголоски свежих голливудских сюжетов. Одна из глав названа «Миссия невыполнима», да и без братцев Вачовски дело не обошлось («Человек — не владыка Вселенной, а всего лишь элемент энергоинформационной Матрицы Мироздания»). На Стаса, главного героя, пребывающего в «состоянии внутренних разборок с самим собой» (проблемы в личной жизни), сваливается еще задачка упорядочения Хаоса. Помогают Стасу его школьный друг и прекрасная агентесса из Скрытых Столетий (чтобы не морочить читателю голову головачевскими словесами, воспользуемся азимовской терминологией). Герой, «сканируя пространство в поисках злых намерений», берет к ногтю не только всякую вражескую шестерку («квадратное лицо которой с расплющенным носом говорило о почти полном отсутствии интеллекта»), но и дичь покрупнее — вплоть до уровня замглавы Администрации Создателя. Хотя временами у Стаса «голова была заполнена дымом эйфорической заторможенности» и дым валил аж из ноздрей, в финале герой почти разрушил Вечность и почти воссоединился с возлюбленной… Или почти воссоединился с Вечностью и почти доконал возлюбленную? Прелесть текстов Головачева в том и состоит, что финалы можно толковать и так, и сяк — на тиражах это не отражается.

Увы, «килобайтаж» недоступен тем немногим фантастам, которые стараются увязать сюжетность с художественностью и пишут медленно. Речь идет о Марине и Сергее Дяченко («Пещера», «Армагед-дом»), Михаиле Успенском («Там, где нас нет»), Евгении Лукине («Зона справедливости»), Юлии Латыниной («Инсайдер»), работающих в жанре «фантастического реализма». Жанр этот восходит к классике — повестям Гоголя и раннему Достоевскому, где Невероятное может вторгнуться в реальную жизнь — и перевернуть эту жизнь вверх дном. Читатель, уставший и от наукообразных посылок НФ, от надоедливо-сказочных посылок fantasy, от «килобайтных» боевиков и утопий с привкусом Лубянки, мог бы принять такие правила игры… Но пока этот читатель немногочислен. Музыку заказывает не он.