Василий Лифинский - Смешное несмешное

А это что за цветная змейка обвивает правую ногу по самое никуда? Что значит, присмотрись? Мужские имена? Anders, Peter, Lars, Thomas, Karl, Mikael, Erik, Johan, Коля, Axel… Мама-Мия! Сто тридцать семь наколок! Ну, вы скандинавки, «даёте»! А что моих соотечественников так мало? Редко в городе на Неве бываешь, а хотелось бы чаще. Что чаще? Сколько, сколько? Мама-мия! Да ты точно не лентяйка! Теперь ясно, для чего ты столько свободного места на левой ноге приберегла.

Где так лихо научилась мужиков уламывать? Самоучка? Вот это у тебя талант! Прямо шведская Марья-Искусница! Почему, объясни тогда, везде русских, а не шведок боятся? Больше вас пьем? С чего ты взяла? Да я тебе больше наливаю, чем себе, вот посмотри! И запомни, русский недостаточно пьян, если может лежать, не держась за пол! Почему ругаюсь? Так ведь русская речь без мата, что шведский стол без салата!

Путешествуя по «городам и весям», я сделал для себя удивительное открытие: «От томатного сока, выпитого накануне, голова утром болит меньше, чем от водки!» Сказочные былинные богатыри всегда побеждали Змея Горыныча, но ни одному из них так и не удалось одолеть «зелёного змия»! Зная это, я без тормозов не пью, чтобы не страдать «асфальтной болезнью» и не «ходить по земле лежа, как змий».

Почему большинству немок и скандинавок не нравится наш русский юмор? В Дрездене как-то в разговоре со знакомой немецкой студенткой я похвалил Польшу, так она сразу обиделась. Я, весело смеясь, всего лишь сказал ей, что мне полячки больше нравятся! В Польше, говорю ей, всё по-честному, – у кого больше, тот и пан! Стоит только русскому приехать в Варшаву, снять штаны на центральной площади, как все полячки начинают мило щебетать: «О, к нам пан приехал!»

В жизни путника, поверьте, нет ничего страшнее, чем отсутствие чувства юмора у симпатичной иностранки, как, например, у этой «моей» шведки.

– Что, говоришь, пора мосты разводить? Мама-мия! Поэтично про ноги сказала! Недаром французы говорят, что красивые женские ножки перевернули не одну страницу истории. Признаюсь, и мне поэзия не чужда, взять хотя бы творчество Баркова и его бессмертного Луку – русского пьющего Гамлета, подло убитого во время постельной дуэли Луки с купчихой. А ведь Иван Семёнович всех предупреждал: «От чрезмерной страсти / Возможны горе и напасти». Так что, путешествуя за границей, не грех было бы нашим «руссо туристо» помнить об «облико морале».

Покидая Италию и «свою» шведку, я не испытывал особой грусти. Любая заграница, какая бы она прекрасная ни была, для русского человека – чужбина, пусть и привлекательная.

Как удивительно точно об этом сказал Ф. М. Достоевский: «Родина свята для русского сердца, потому что Родина для него высшая и последняя правда… Но если тот же англичанин или швейцарец скажет, что можно жить, вовсе не любя родину, тут же заслужит навечное презрение к себе русского человека. Но ежели русский скажет ему, что он не любит свою родину, – не верьте ему: он не русский».

Наши классики знали толк в далеких «заграницах», некоторые из них находились там годами, но без России себя не мыслили как, например, И. С. Тургенев: «Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без неё не может обойтись. Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без неё обходится!»

С похмелья «мысли нередко набекрень» и не к месту. Как говорят в таких случаях: «Никогда такого в голову не приходило, и вот – опять». Видимо, поэтому в самолёте, думая о Венеции, мне вдруг почему-то вспомнились иронические стихи «Прощание с Петербургом» Аполлона Григорьева: «Прощай, холодный и бесстрастный / Великолепный град рабов, / Казарм, борделей и дворцов / С твоей претензией – с Европой…»

Люблю путешествовать. Вот только жена своим ехидством достает: «Ты за границей – спрашивает – из гостиницы когда-нибудь выходишь? Что это у тебя за дурацкая привычка каждый раз один и тот же натюрморт из своей красной рожи и пустых бутылок фотографировать?»

Наградил же меня Бог женой, ничего в жизни не видевшей, кроме своей любимой кухни! И еще учит, что мне в Европе делать! Ей никогда не понять, что все памятники и музеи одинаковы, а все девушки разные.

Посмотрите на безумно очаровательные женские изгибы – мама-мия! – и вы поймете, что некрасивых женщин не бывает, если вы, разумеется, разбираетесь в абстрактном искусстве и женской красоте.

Никто не станет плясать на столе в

трезвом виде, разве только человек не в

своем уме.

Марк Туллий Цицерон

Начал хоровод – танцуй его до конца.

Болгарская пословица

То, что станцовано, у меня

никто никогда не отнимет.

Испанская пословица

Жизнь удивительна, многообразна и преподносит нам порой такие уроки, сюрпризы и загадки, которые не всегда сможет представить себе даже самая экстравагантная фантазия человека и по достоинству оценить весьма изощренный ум. Но всё же, правда, крайне редко, ещё встречаются оригинальные самородки, способные удивить саму жизнь. Именно таким неповторимым талантом обладал наш Саня. Он никогда не сомневался, что в жизни всегда найдется достойное место его «подвигам». И не ошибся! В историю областного города он войдет, поверьте, как самый именитый и непревзойденный в своем амплуа «чудотворец».

Саня с детских лет мечтал быть не таким как все, и надо отдать чудаку должное – это ему всегда удавалось с избытком. Господь вложил в Саню недюжинный ум так, что тайну вклада гарантировал на все триста божьих процента.

В те далекие советские времена мало кому приходила в голову идея полностью посвятить себя служению Церкви, но только не рабу Божьему Сане. Если честно сказать, Саня тянулся к Богу, потому что на земле не находил себе равных.

Носить священные одежды, изготовленные из парчи, золотой напёрсный крест, панагию, размахивать налево и направо кадильницей и громогласно исполнять знаменитым басом-профундо церковное богослужение – ну, разве есть на свете что-то более заманчивое и притягательное?

Поэтому и подался молодой отрок после школы в места святые и благодатные, где учатся на будущих протоиереев и митрополитов.

Но не тут-то было. Поступить в духовную семинарию даже чудо, точнее – чудачество, не помогло. Как бы Бог не был милостив к Сане, но черти всегда оказывались шустрее. Не от них ли эта сатанинская шустрость передалась и Сане? Лучше бы черти подарили ему смирительную рубашку, чтобы меньше буянил, когда выпьет.

Был у Сани дар, который преследовал его всю жизнь. Невероятное он запросто мог сделать вероятным, обычное – необычайным. Нет, творить чудеса, он так и не научился, но чудить, вот вам крест, лучше его никто не мог.