Гийом Аполлинер - Критика поэтов. Статьи Гийома Аполлинера об искусстве

В Осеннем салоне Вы увидите его перед своими картинами, распространяющего проспекты и свои визитные карточки.

Самое большое его достоинство, он этого не скрывает, заключается в его искренности.

– Франц Журден, – говорит он, – обращается со мной как с тухлой рыбой, потому что я не люблю Сезанна. Я его не люблю, это понятно, но он его не любит ещё больше, чем я. Я, по крайней мере, откровенен. Он говорит, что любит его, а я этого не говорю.

Фовист из фовистов. Его работы не осмелились не принять. Жюри высказалось по поводу этих картин. Они были приняты. Голоса были получены. Меж тем, господин Франц Журден вспоминал о миссии, доверенной ему господином Жансеном, антрепренёром Осеннего салона и знакомым торговцем декоративными тканями.

Господин Янсен не любит ни Сезанна, ни Матисса, ни всю ту живопись, которая превосходит своей новизной живопись господина Абеля-Трюше.

Именно для защиты своего хорошего вкуса торговца декоративными тканями, господин Жансен направил в жюри господина Франца Журдена, который неплохо выполнил доверенную ему миссию.

Стало быть, картины господина Анри Матисса были приняты. Господин Франц Журден встал и вернул Причёсывающуюся женщину , самое большое из полотен, присланных Матиссом.

– Господа, – сказал Франц Журден, – я требую, чтобы в интересах Осеннего салона и в интересах самого Матисса это полотно не принимали.

Девальер стал протестовать как светский человек:

– Мы по-дружески смотрим на полотно нашего друга Матисса. Действительно, оно содержит то, что глаза, неискушённые в живописи, могут счесть возмутительным. Тем не менее, голоса собраны, и было бы правильно соблюдать регламент.

Руо, со своей стороны, протестует менее доброжелательно. Он также ссылается на знаменитый регламент. Он впадает в ярость и жестикулирует перед президентом, который железной хваткой держит его за шею и трясёт как фруктовое дерево.

– Мне наплевать на регламент, – закричал Франц Журден, – в то время как Руо становится фиолетового цвета в своём исступлении, – Мне на него наплевать, Вы меня понимаете. Мне прекрасно известно, что фовисты меня сожрут, но мне на это наплевать…

И он так и не уступил. Когда несчастный Руо, опустившийся в бессилии на стул, переводил дух, провели повторное голосование и отказались принять Причёсывающуюся женщину Матисса.

Некоторые из его друзей называют его: Солейян Осеннего салона. Но это прозвище едва ли заслужено. Говорят, ему идёт то, что его язык недостаточно чистый. К примеру, он не может спать в своём жилище на улице Рошешуарт из-за шума, производимого водопроводчиками, и Пьет произносит двадцать проклятий вперемежку с сорока ругательствами.

Как, по-вашему, в этих обстоятельствах, не сойти за сатира?

Директор школы в Гавре. У него есть друг, в приступах ярости с удовольствием рвущий его картины и в совершенстве владеющий японским.

Картины Фриеза были бы отвергнуты, если бы господин Девальер не встал со своего места и не сказал бы:

– Я требую снисхождения к картинам нашего друга Фриеза, он восхитителен не только как художник, но и как человек. У него есть друг, в приступах ярости с удовольствием рвущий его картины и в совершенстве владеющий японским.

Вот так его картины были приняты.

Он выставляет шесть картин, среди которых портрет Мадмуазель Стайн , этой американки, которая, вместе со своими братьями и частью своих родственников, является самым неожиданным меценатом нашего времени.

Их сандалии иногда вводят в заблуждение трактирщиков и владельцев кафе.

Когда эти миллионеры хотят выпить прохладительный напиток на террасе одного из бульварных кафе, официанты отказываются их обслуживать, вежливо давая им понять, что они подают только слишком дорогие напитки людям в сандалиях.

Дожидаясь, они подтрунивают над этим и продолжают спокойно накапливать свой эстетический опыт.

Господин Валлоттон, и мы сожалеем об этом, не представил на выставку портрет одной швейцарки, протестантской знатной дамы, которая, когда позировала, хотела совсем снять свою вставную челюсть:

– Нечестно писать мои зубы. В действительности, у меня их нет. Те, что у меня во рту, фальшивые, а я думаю, что художник не должен изображать ненастоящее.

– Вот ты где, большой Плейель! – сказал ему Трюше.

Это иностранный делегат Осеннего салона.

Кстати, мы не смогли получить никакой информации ни о самих его полномочиях, ни о том, как он их исполняет.

Говоря о Гропеано, Трюше неиссякаем.

– Румыны, – говорит он, – рождаются с мешочком с деньгами или со скрипкой, но у них всегда есть конец того и начало другого.

В этом году господин Гропеано выставляет Портрет С. М. Кармен Сильвы, держащей в руках машину для письма для молодых слепых, сделанную в королевском дворце в Бухаресте .

Картина наводит страх, она в голубых тонах, у королевы белые волосы, и говорят, что она сама слепая.

Множество метаграмм иллюстрировали и оживляли наш предыдущий фельетон. Хвала Вышнему! типографии сделали значительный прогресс в тонком искусстве опечаток. Эрдом уже довёл это искусство до довольно-таки высокого уровня. Он хотел бы, чтобы опечатки были непристойными и богохульными. По нашему мнению, достаточно того, чтобы они были живописными. Потому что мы не попрощались с Осенним салоном.

Этот славный малый прислал несколько картин.

Жюри их приняло. Но господин Франц Журден, несомненно, упустивший это голосование, повесил эти картины в отделении Салона, посвящённого декоративному искусству, а затем, вынув из своих карманов несколько отрезов кумача, которые он постоянно носит с собой вместо носовых платков, сделал из них импровизированную ширму перед картинами, чтобы совершенно прикрыть и спрятать картины таможенника.

Этот странный поступок был покрыт тайной.

Руссо это обстоятельство обнаружил случайно.

В день вернисажа старик горевал.

– Чего они от меня добиваются, – говорил он. – Я же ничего плохого никому не сделал. Если они не хотели принимать мои картины, почему они мне не отказали? Эти господа из жюри были вольны мне отказать.

В этот момент, окружённый толпой обожателей из Бельгии, прошёл мимо господин Франц Журден. Старому Руссо сделалось дурно. Он пошатнулся. Его поддержали. И, придя в себя:

– Это он, – закричал старик, – этот господин.

– О ком Вы говорите, – сказали ему, – Вы только что видели, как мимо прошёл Ваш президент, господин Франц Журден.