Леонид Громов - Чехов в школе

Это «между прочим» означало официальное разрешение шпионить за учащимися, не стесняясь любыми формами и методами.

И такие, как Беликов, воспользовались этим разрешением, для них «были ясны только циркуляры и газетные статьи».

О выполнении вышеупомянутого циркуляра пишет Чехов в письме к Суворину от 14 октября 1888 года. Антон Павлович рассказывает о подобном «визите» на квартиру к гимназисту Сереже Киселеву, жившему у Антона Павловича: «...приходил из гимназии классный наставник птенца, человек забитый, запуганный циркулярами, недалекий и ненавидимый детьми. Он у меня конфузился, все время жаловался на начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей».

И талантливому современному писателю не нужно было напрягать памяти, чтобы увидеть здесь явление типическое и показать это в сатирической форме.

80-е годы XIX века характеризуются усилением реакции в школьной политике: в гимназии устанавливается казарменный режим, гимназистов одевают в серые шинели с ясными пуговицами; центр обучения переносится на обучение мертвым языкам.

Филевский, историк Таганрогской гимназии, так вспоминал об этом времени: «То было время самого строгого школьного режима, время беспощадного господства классицизма. Две или три ошибки в греческом или латинском переводе исключали возможность получить удовлетворительную оценку на экзамене».

Тан-Богораз, учившийся в одно время с Чеховым в гимназии, писал: «Наша Таганрогская гимназия до смешного похожа на ту, что описана у Короленки. Как будто всех этих учителей чеканили дюжинами из тусклого олова по одной и той же форме».

И дальше: «Лысый чиновник в вицмундире, запачканном мелом. С этой фигурой может сравниться только другая, новейшая, жирный погромщик с резиновой дубинкой, как поборник христианства. Первая фигура педагогическая, вторая - политическая, но они стоят друг друга».

Почти так же говорит и Чехов устами Коваленко, героя рассказа: «Эх, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке».

19 августа 1867 года гимназию посетил министр народного просвещения Толстой. Увидев в учительской портрет Белинского, министр возмущенно набросился на директора, сказав, что он себе даже представить не мог, что в комнате, где собираются учителя, висел портрет Белинского, этого шалопая, прохвоста, выгнанного из университета». Перепуганный директор демонстративно выбрасывает портрет в сарай, где хранились негодные вещи.

Находящиеся в книжном шкафу сочинения Белинского еще более взволновали Толстого: «...мы будем допускать в школе, что нам угодно, и учителя, и ученики будут воспитывать свои взгляды на тех произведениях, какие мы допустим». Это ли не реальный прототип Беликова?

Директор гимназии Порунов разработал инструкцию о классном наставнике, определяющую поведение учителей в стенах гимназии и вне их.

В инструкции говорилось, что «каждый классный наставник обязан по окончании месяца заявить словесно или письменно в педагогический совет о тех мерах, которые он принимает для усиления успехов и улучшения нравственности».

Наиболее активные и ревностные защитники министерской политики держали в своих руках весь педагогический совет. И разве Беликов в следующих словах не похож на этих ревностных исполнителей циркуляров: «А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, - ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, - и что если бы из второго класса исключить Петрова, а из четвертого Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном маленьком лице,- знаете, маленьком лице, как у хорька, - он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали под арест и в конце концов исключали и Петрова и Егорова».

Беликов имел законное право «настаивать» и «требовать», право, огражденное соответствующими законами поруновской инструкции: «Каждый преподаватель может просить классного наставника о принятии тех или иных мер».

Наконец, Беликов знал и ради чего он старается: «...особенно полезные классные наставники представляются к награде», - гласила инструкция. Такие инструкции способствовали превращению учителей в «футлярных людей», школу - в полицейскую будку, а воспитателей - в «чинодралов». Благодаря таким инструкциям в гимназии подобралась «управа благочиния», которая полностью могла удовлетворить начальство.

Толстой в 1875 году вторично посетил Таганрогскую гимназию. Познакомившись с положением дел и с преподавательским составом, сделал пометку в книге для почетных посетителей: «Осмотревши Таганрогскую гимназию, с удовлетворением нашел, что с 1867 года она сделала значительные успехи».

Ясно, что «футлярный» человек формировался не только инструкциями, приказами и прямыми распоряжениями государственных чиновников, но на него оказывали воздействие церковь, реакционная пресса.

В журнале «Гимиазия» в 1874 году была напечатана статья Ф. Мера «Недостатки учителя».

«Учитель должен быть политичным», - говорилось в статье. Политичность заключалась, по мнению автора, в том, чтобы «ничего не оставлять без внимания и зорко следить как за собой, так и за всем, что происходит в классе».

По этому критерию Беликов должен быть отнесен, конечно, в разряд примерных педагогов, так как указанное положительное качество распространялось не только на учеников, но и на учителей.

Было у него странное обыкновение - ходить по нашим квартирам. Придет к учителю, сядет и молчит, и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча час - другой и уйдет». Как видим, Беликов в точности исполнял инструкцию.

Нас возмущает то, что Беликов собирается донести на Коваленко начальству: «Я должен только предупредить вас: быть может, нас слышал кто-нибудь, и чтобы не перетолковали нашего разговора и чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора... в главных чертах. Я обязан это сделать!».

Именно обязан, ведь в инструкции говорится, что «кто рассчитывает скрыть свои делишки, тот строит дом на песке и скоро разочаруется в своей иллюзорности».

«Учитель должен быть благоразумным, учитель должен уважать правила приличия», - поучает в своей статье Мер.

Беликов следит за правилами приличия, за нравственностью каждого учителя. Коваленко и Варенька едут на велосипедах. «Позвольте, что это такое? - возмущается Беликов. - Или, быть может, меня обманывает зрение! Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипедах?».