Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

13, 19, 23 В деревне нашей <���…> В глуши, в деревне <���…> В глуши забытого селенья… — В Англии Татьяну Ларину звали бы Розамундой Грей (см. под таким названием неумышленную пародию Чарльза Лэма на сентиментальную повесть — с повесой, насилием и сельскими розами) и жила бы она в хижине; но Ларины жили в господском доме, состоящем по меньшей мере из двадцати комнат, имели обширные земельные угодья, парк, цветник, огород, конюшни, скотный двор, поля и т. д. Предположу, что им принадлежало около 350 десятин (1000 акров) земли, что считалось небольшим поместьем для этой области, и около двухсот крепостных крестьян, не считая женщин и младенцев. Часть их прислуживала в господском доме, остальные проживали в бревенчатых избах, из которых состояла деревня (или несколько небольших деревушек). Название деревни или ближайших деревушек совпадало с названием поместья, включавшего поля и лес. Соседи Лариных, Онегин и Ленский, были значительно состоятельнее, и у каждого из них могло быть более двух тысяч душ.

18 Но говорят, вы нелюдим… — Внутренняя интонация выразительно перекликается с пассажем из «Адольфа» Констана (гл 3): «…ce caractère qu'on dit bizarre et sauvage, ce coeur… solitaire au milieu des hommes» [524](ср. с Пишотовым «Корсаром», процитированным в моем коммент. в гл. 3, XII, 10).

В письме к Вяземскому 29 ноября 1824 г. Пушкин писал из Михайловского:

«Дивлюсь, как письмо Тани очутилось у тебя. N. В. истолкуй это мне [без сомнения, оно распространялось Львом Пушкиным]. Отвечаю на твою критику: нелюдим не есть мизантроп, т. е. ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим для деревенских соседей; Таня полагает причиной тому то, что в глуши, в деревне все ему скучно и что блеск один может привлечь его… если, впрочем, смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же семнадцатилетней, к тому же влюбленной!»

Знаменитая строка «Чайльд Гарольда» (песнь III, LXIX, 1) звучит так:

26, 62 Души неопытной волненья <���…> Обман неопытной души! (род. пад.) — «Неопытная душа» (им. пад.) — галлицизм une âme novice, часто встречающийся в литературе того времени. Так, первые строки четверостишия, взятого эпиграфом к «Вертеру» в переводе на французский Севеланжа (1804), звучат следующим образом:

Внимательный читатель также заметит, что «Ainsi dans les transports d'une première ardeur» перекликается со строчкой Вяземского («Первый снег», стих 75), которую Пушкин одно время собирался позаимствовать для эпиграфа к первой главе:

31 Другой! — распространенная риторическая формула в европейских любовных стихах. Ср.: Шенье «Любовь» («Les Amours»), IX (в Собр. соч., изданном Уолтером / OEuvres, ed. Walter), элегия, начинающаяся словами «Reste, reste avec nous…» [526](стих 75): «Un autre! Ah! je ne puis…» [527]; или поэма Байрона «Абидосская невеста» (1813), I, VII, 197–198: «Чтоб ты была с другим… С другим!»

34Ср. с «Юлией» Руссо (Сен-Пре — Юлии, ч. I, письмо XXVI): «Non… un éternel arrêt du ciel nous destina Tun pour l'autre…» [528]

Именно в этот момент Татьяна переходит с официального обращения во втором лице множественного числа на второе лицо единственного — хорошо известный прием по французским эпистолярным романам того времени. Так, в своей третьей короткой записке к Сен-Пре Юлия начинает tutoyer [529], путая «ты» с «вы». В письме Татьяны первоначальное «вы» возникает вновь лишь в самом конце (стих 78 — «ваша честь»).

Опечатка в издании 1837 г. превращает «то» в бессмысленное «но».

35—46 Вся жизнь моя… вот он! — Татьяна могла читать (возможно, среди записей на память, сделанных в альбом ее сестры) элегию 1819 г. Марселины Деборд-Вальмор (1786–1859), этакого Мюссе в юбке, только без его ума и красочности описаний:

45Татьяна читала «Федру» (1677, I, III) Расина, который, в свою очередь, читал Вергилия:

«Обомлела» — хотя и не в полной мере, но все же отчасти передается французским «se pâmer» или «défaillir» [532].

49 Когда я бедным помогала… — Сентиментальная мода того времени. На ум приходит такая французская гравюрка, как «La bonne Châtelaine» [533]: молодая дама из замка — на локте корзиночка с провизией — в ней видна бутылка вина — дверь лачуги — старый крестьянин в нищей постели страстно вздымает к небесам руки и взор — его жена стоит со сложенными в благочестивом жесте руками — в руках ребенка только что полученная кукла.

53—55Ср.: Винсент Кампенон в «Альманахе Муз» (Vincent Campenon, «Almanach des Muses», 1805):

Количество параллелей может быть умножено.

55 …изголовью (дат. пад.)… — Фр. chevet. Ситуация очень галльская. Этот призрак у постели, эта дева в молитве, этот ангело-демонический гибрид. Отсюда лишь один шаг до сентиментальных видений готических суккубов — и то и другое бледные порождения века Разума.

56 …с отрадой… — Предательская опечатка в издании 1837 г. превратила это в сочетание «с отравой».

61 это все пустое… — Ср.: «Так меня любит! это все пустое» (поток мыслей Фанни за чтением письма мисс Кроуфорд в романе Джейн Остин «Мэнсфилд-парк», т. 3, гл. 13).

Странно, но Джейн Остин не пользовалась популярностью в России Татьяны, хотя в Париже уже в 1815 г. был опубликован роман «Рассудок и чувствительность, или Два способа любить» («Raison et sensibilité, ou les Deux Manières d'aimer») в вольном переложении Изабель де Монтолье (Элизабет Жанна Полина Польер де Боттан), а через год перевод Анри Вильмена «Мансфильдский парк, или Три кузины» («Le Parc de Mansfield, ou les Trois Cousines»; на самом деле сестер было две, а Фанни приходилась им кузиной).

78 Но мне порукой ваша честь… — В гл. 3, XXXIV, 5 то же выражение использует няня; заменяя «честь» на «Бог», а в гл. 4, XIV, 5 Онегин говорит, что «совесть» ему «порукой».

Ср.: «Юлия» Руссо (первое длинное письмо Юлии к Сен-Пре, ч. I, письмо IV): «Toutefois… s'il y reste [в душе ее корреспондента] encore quelque trace des sentiments d'honneur…» и «…mon honneur s'ose confier au tien…» [535]

Черновик находится в тетради 2370, сразу вслед за черновиком строфы XXXI (л. 4 об.), и занимает обе стороны л. 5, а также л. 6 и 7.

П. Анненков («А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений». 2-е изд. СПб., 1873, с. 132–133) первым обратил внимание на то, что наш поэт начал работу над письмом Татьяны с прозаического наброска на русском языке. «И вслед за этим, — говорит Анненков, — Пушкин перелагает эту бедную программку на… чудные стихи». (Позднее схожий план создается и для проповеди Онегина в четвертой главе.)