Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

В послании «К В. А. Жуковскому», написанном в 1821 г., Вяземский, размышляя о рифмах, пользуется тем же приемом:

Рифма мороза — роза впервые появилась у Пушкина в 1827 г., во втором четверостишии мадригала из восьми стихов «Есть роза дивная…», обращенного к некоей московской красавице:

и в виде мужской рифмы (мороз — роз) в других четверостишиях, написанных зимой 1828 г. (стихи 1–8 отрывка из 12 стихов):

Гофман в книге «Пушкин, психология творчества» (Париж, 1928) на с. 208 отмечает, что прежде, до написания гл. 4, XLII (сочиненной, думаю, на первой неделе января 1826 г.), Пушкин никогда не употреблял рифмы морозы — розы. См., однако, XXIVf, 5–6.

7 Мальчишек радостный народ… — Этот эпитет неуклюже балансирует на двух уровнях смысла; Пушкин намеревался сказать веселый народ, но это не скандировалось бы. Употребление слова народ в его разговорном и несколько шутливом смысле любопытно сравнить с неоклассическими вариациями на натурфилософскую тему у Томсона во «Временах года» (1726–1746): «the feathery people», «the plumy nation» («пернатый народ»), «the tuneful race» («певучее племя») и «the weak tribes» («хрупкие племена») — и все это о птицах.

8Критик, о котором говорится в пушкинском примечании 24, — это Михаил Дмитриев, который разобрал четвертую и пятую главы в «Атенее», 1828.

«Тот же самый критик, — пишет Пушкин в одной из неопубликованных статей, — понимает так, что в намерения тяжелого гуся входит использовать свои красные [то есть не черные или еще какие-нибудь] лапы для плавания, и справедливо замечал, что недалеко уплывешь на красных лапках» {114} .

Слово лапки (ед. ч. лапка) здесь не имеет уменьшительного смысла (хотя с точки зрения грамматики смысл этот именно таков), а означает всего лишь нижние конечности домашней птицы. Однако на самом деле полная форма (ед. ч. лапа, мн. ч. лапы) по-русски была бы уместнее применительно к живому гусю (у тяжелого гуся как тело, так и плоские нижние конечности маленькими не назовешь). Ноги птиц, видовая принадлежность которых не уточняется, от вьюрка до павлина, конечности насекомых (на взрослой стадии развития) и маленьких четвероногих (например, комнатных собачек, кроликов, домашних кошек) правильно называть лапками. Конечности же более крупных собак, волков, медведей и тигров, водоплавающих птиц, страусов, орлов, ястребов и им подобных, а также лапообразные конечности черепах и верблюдов именуются лапами. Нижние конечности гусениц и детей зовутся ножками, как и ножки стульев, что с точки зрения грамматики является уменьшительно-ласкательной формой слова ноги.

13 …первый снег… — На дворе декабрь 1820 г., и перед нами первое из трех описаний прихода зимы в романе. Еще два находим в гл. 5, I (относящееся к той же самой зиме, но увиденной глазами Татьяны) и в гл. 7, XXIX–XXX (ноябрь 1821 г.).

Упоминания зимы в editio optima таковы:

гл. 1, XVI: морозной пылью серебрится его бобровый воротник (ноябрь или декабрь 1819 г.)

XXII: бьющиеся кони, прозябнувшие кучера

XXVII: наведенные на снег радуги

XXXII: ножка зимой на чугуне камина

XXXV: утренний снег, хрустящий под ногой

гл. 4, XL: карикатура южных зим

XLI: зимних друг ночей

XLII: мороз, катание на коньках, сверканье первого снега (декабрь 1820 г.)

XLIII: зимнее времяпрепровождение

XLIV: ванна со льдом

XLV–L: ужин у камина (5 января 1821 г.)

гл. 5, I: наконец-то выпавший снег (2–3 января 1821 г.; обратим внимание на частичные совпадения с гл. 4)

II: простые радости бедняков

III: Вяземский и Баратынский

IV: на солнце иней, сиянье розовых снегов

IX: ясная ночь, мороз, хрустящий снег

XI: зимняя сцена в сне Татьяны (5 января 1821 г.)

XII: сугроб и медведь

XIII: ветви сосен, отягченные снегом

XIV: рыхлый снег, хрупкий снег

XV: пустынный снег

XX: тьма морозная

XXI: багряный луч на мерзлом стекле

XXIV: «метель» в соннике

XXV: сани с гостями (12 января 1821 г.)

гл. 6, XXIV: перелетная метель под ярким солнцем (14 января 1821 г.)

гл. 7, XXIX: зима идет (ноябрь 1821 г.)

XXX: первый снег на кровлях бань

XXXV: зимняя дорога

гл. 8, XXXIX: зимняя спячка Онегина (с начала ноября 1824 г. до начала апреля 1825 г.) подходит к концу.

<���…>

12—14Отвергнутое чтение (2370, л. 27) гораздо умилительнее:

1 …что делать… — Ср. у Китса, «Мечта» («Fancy», 1820), стихи 15–18:

См. также конец гл. 4, XLI.

5—8Пушкин заключает письмо к Вяземскому (28 января 1825 г., из Тригорского, близ Михайловского, в Москву) словами: «Пишу тебе в гостях [от Осиповых] с разбитою рукой — упал на льду не с лошади, а с лошадью: большая разница для моего наезднического честолюбия».

10 …Прадт… — Доминик де Прадт (1759–1837), французский публицист. В библиотеке Онегина той зимой могла быть скорее всего его книга «Европа после Экслашапельского конгресса, последовавшего за Венским конгрессом» («L'Europe après le congrès d'Aix-la-Chapelle, faisant suite au congrès de Vienne». Paris, 1819), где есть следующий забавный пассаж (с. 36–42):

«Les accrois semen s de la population en Russie suivent les mêmes degrès qu'on les voit parcourir en Amérique. … Il est calculé qu'en 1920 [la] population [des Etats-Unis] surpassera 100,000,000 h[abitans]… [Dans] cent ans la population de la Russie excédera cent millions d'hommes… Ajoutez que la Russie… est la seule puissance de l'Europe qui possède encore, dans une très-grande abondance, une des machines les plus essentielles de la guerre, un des principes vitaux de l'état militaire d'un pays, les chevaux… [et] sous ce rapport, la Russie ressemble à… l'Amérique…» [601]