Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

7—14

Я ставил себе цель передать умышленные запинки анжамбеманов в русском тексте (перекликающиеся далее с отрывистой интонацией речи Татьяны в строфах XLIII и XLVII); отсюда в моем переводе возникает несколько рваный ритм, который призван следовать как смыслу, так и скандовке оригинала. Все анжамбеманы текста мною воспроизведены, но по-русски они звучат мелодичнее, заполняя с идеальной ритмической насыщенностью части en-escalier [841]этого четырехстопника. Конец стиха 10 — идиоматический повтор «едва-едва» передан довольно неуклюже — «hardly, barely». В следующем переносе (11–12) порядок расположения существительного и местоименования («Голова / Его») и их восхитительная разделенность не могли быть сохранены в английском синтаксисе, и я не стал поддаваться искушению использовать искусственный оборот «That head / of his…».

3—4Первоначально (варианты беловой рукописи и отвергнутые чтения) муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», а это служит доказательством того, что князь N не мог быть старше Онегина более чем на полдюжины лет, и следовательно, ему было тридцать с небольшим.

В опубликованном тексте знаменитой политико-патриотической речи, по сути рассчитанной на дешевый эффект, произнесенной 8 июня 1880 г. на открытом заседании Общества любителей российской словесности перед истерически возбужденной аудиторией, Федор Достоевский, сильно переоцененный, сентиментальный романист, писавший в готическом духе, пространно разглагольствуя о пушкинской Татьяне как о «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж был «почтенным старцем». Он также считает, что Онегин «скитался по землям иностранным» (повторяя ошибку Проспера Мериме в «Исторических и литературных портретах» / «Portraits historiques et littéraires», Paris, 1874, pt. 14: «Oniéghine doit quitter la Russie pour plusieurs années» [842]) и что он был «социально бесконечно ниже блестящего круга князя N»; все это вместе взятое доказывает, что Достоевский по-настоящему «Евгения Онегина» не читал {197} .

Достоевский-публицист был одним из тех рупоров тяжеловесных банальностей (звучащих и по сей день), рев которых так нелепо низводит Шекспира и Пушкина до неясного положения всех гипсовых идолов академической традиции от Сервантеса до Джорджа Элиота (не говоря уже о рассыпающихся на кусочки маннах и Фолкнерах нашего времени).

12 …без педантства… — См. коммент. к гл. 1, V, 7.

13—14В беловой рукописи стоит:

В беловой рукописи представлены следующие отвергнутые строфы:

а: 2–4Я умудрился заменить аллитерациями собственного изготовления восхитительную игру Пушкина со звуками «щ» и «ч» в стихах 2–4:

b; 9—10 …путешественник залетный / Блестящий Лондонской нахал… и XXVI, 9—10 …путешественник залетный, / Перекрахмаленный нахал… — Кроме того, что этот образ может быть связан [843]с фигурой реального англичанина Тома Рейкса, с которым Пушкин встречался в петербургском свете (см. мои коммент. к гл. 2, XVIIa — d), я допускаю, что здесь наш поэт мысленно вернулся к своим одесским впечатлениям и воспоминаниям о высокомерной англомании генерал-губернатора графа Михаила Воронцова. Эта фамилия, в соответствии с принятой в России в XVIII в. официальной манерой написания на немецкий лад, транслитерировалась как «Woronzoff», а Пушкин издевательски транслитерировал ее обратно на русский, читая «W» по-английски как «Уоронцов». Этот генерал Воронцов (1782–1856), сын графа Семена Воронцова, русского посла в Лондоне, именно там получил свое английское образование. С 7 мая 1823 г. Воронцов занимал пост генерал-губернатора Новороссии (как тогда назывались южные губернии империи) и наместника Бессарабии. В 1840-х гг. он получил должность наместника Кавказа и титул князя. В письме к Александру Казначееву, директору канцелярии Воронцова, написанном в Одессе в начале июня 1824 г., Пушкин говорил:

«Je suis fatigué de dépendre de la digestion bonne ou mauvaise de tel et tel chef, je suis ennuyé d'être traité dans ma patrie avec moins d'égard que le premier galopin anglais qui vient y promener parmi nous sa platitude et son baragouin.» [844]

(черновик, 2370, л. 8 об и 9; не путать с более ранним письмом на русском языке к тому же адресату от 22 мая 1824 г., черновик, 2370, л. 1–2). За два месяца до этого Воронцов в письме к Нессельроде характеризовал Пушкина как «…un faible imitateur d'un original très peu recommandable: Lord Byron» [845].

В 1808 г. единственная сестра Воронцова Екатерина вышла замуж за Джорджа Августа Герберта, графа Пембрука и Монтгомери (1759–1827), и английские родственники время от времени посещали новороссийского наместника в Одессе.