Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Беловая рукопись первой главы (хранящаяся под номером ПБ 8 и именуемая «Автографом» в Акад. 1937), подготовленная Пушкиным в Одессе не раньше октября 1823 г. и не позже января 1824 г., в некоторых частностях отличается от первого издания главы (16 февраля 1825 г.). Эта беловая рукопись снабжена написанным на обложке главным эпиграфом: строками 252–253 поэмы Евгения Баратынского «Пиры» (позже Пушкин собирался использовать их в качестве эпиграфа к гл. 4, если судить по беловой рукописи этой песни); далее идет заглавие «Евгений Онегин», а под ним еще один эпиграф. «Nothing is such an ennemy [sic] to accuracy of judgment as a coarse discrimination. Burke» (см. выше: «Главный эпиграф») Затем стоит: «Одесса. MDCCCXXIII» и два эпиграфа к главе. Первый:

(Пушкин сначала написал «спешит» вместо «скользит»).

И второй:

«Pas entièrement exempt de vanité il avait encore de cette espèce d'orgueil qui fait avouer avec la même indifférence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d'un sentiment de supériorité peut-être imaginaire.

Пушкин сначала написал «encore plus d'orgueil et de ce genre» и «suite d'un sentiment de supériorité sur les autres» [78] «Сверх того большей гордостью и такого рода», «следствие чувства превосходства над другими» (фр.)

В тридцатистраничной копии (именуемой «Копия» в Акад. 1937) гл. 1, снятой переписчиком осенью 1824 г., исправленной поэтом и отосланной с братом Львом в Петербург, отсутствуют и Баратынский, и Бёрк. Вначале стоит посвящение, написанное на обложке рукой поэта:

Затем следует заглавие:

В идущем далее эпиграфе по-французски первые три слова («Pas entièrement exempt» [79] «Не вполне свободный» (фр.) ) Пушкиным вычеркнуты и заменены на одно «Pétri», вставленное карандашом (если верить описанию копии, данному В. Срезневским ( П. и его совр. , 1904, вып. 2, с. 3)

В издании 1825 г. и переиздании 1829 г. эпиграф из Вяземского отсутствует, он появляется перед первой главой в изданиях 1833 г. и 1837 г.

Главу первую, вышедшую отдельным изданием (1-е изд., 16 февр. 1825 г.; 2-е изд., конец марта 1829 г.), Пушкин снабдил посвящением брату и предисловием, которое должно было свидетельствовать об отстраненности издателя и которое более не перепечатывалось в полных изданиях романа:

«Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Несколько песен или глав Евгения Онегина уже готовы. Писанные под влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток веселости [80] Фактически к середине февраля 1825 г у Пушкина были готовы только три главы (и около половины гл. 4) Ни одна из них особой веселостью не отличалась. Не следует забывать, что в 1820 г приказом правительства Пушкину было предписано постоянно проживать на юге России вплоть до дальнейших распоряжений и что в конце июля 1824 г. он был выслан из Одессы в Михайловское, имение своей матери на северо-западе страны, праздность жизни его в Кишиневе (где в мае 1823 г. был начат ЕО ) и в Одессе, а также тоскливое уединение в Михайловском — вот те «благоприятные обстоятельства», о которых говорит Пушкин. (Примеч. В. Н.) , ознаменовавшей первые произведения автора Руслана и Людмилы [1820].

Первая глава представляет нечто целое Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года и напоминает Беппо [81] Речь идет о «Беппо» (1818) или, скорее, «Беппо, венецианская повесть» («Верро, nouvelle vénitienne») во французском переложении произведений Байрона. А. Пишо в своем предисловии (т 12, 1820; переизд. в т. 4, 1822) говорит. «Как и „Дон-Жуан“, „Беппо“ — сплошное надувательство поэт как бы подшучивает над всеми правилами своего искусства. однако среди постоянных отступлений фабула не перестает развиваться» (Примеч. В. Н.) , шуточное произведение мрачного Байрона.

Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана. Всякий волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного. Станут осуждать и антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского пленника [герой одноименной романтической поэмы Пушкина, напечатанной в 1822 г.], также некоторые строфы, писанные в утомительном роде новейших элегий, в коих чувство уныния поглотило все прочие [82] Цитата из критической статьи В Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» («Мнемозина», 1824, ч. II, с. 29–44) См. также коммент. к гл. 4, XXXII, 1. (Примеч. В. Н.) . Но да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе: отсутствие оскорбительной личности и наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов».

В рукописи предисловия, датированной 1824 г. (тетрадь 2370, л. 10, 11), с прелестным изображением онегинского профиля над сокращенным заглавием («Предисловие к Евг. Онег.»), второе предложение четвертого абзаца начинается так. «Очень справедливо будут осуждать характер главного лица — напоминающего Ч<���ильд> H» [sic [83] Русское «Ч» и латинское «Н» <���…> (Примеч. В. Н.) ; переправленное «Адольфа» отсылает к «Адольфу» Бенжамена Констана]; пятый же абзац заменяли следующие два:

«Звание издателя не позволяет нам хвалить ни осуждать сего нового — произведения — Мнения наши могут показаться пристрастными — Но да будет нам позволено обратить внимание поч<���теннейшей> пуб<���лики> и г.г. журн<���алистов> на достоинство, еще новое в сатирическом писателе: наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов. Ювенал, Петрон, Вольтер и Байрон — далеко не редко не сохранили должного уважения к читателям и к прекрасному полу. Говорят что наши Дамы начинают читать по русски — Смело предлагаем им произведение где найдут они под легким покрывалом сатирической веселости наблюдения верные и занимательные.

Другое Достоинство почти столь же важное приносящее не малую честь сердечному незлобию нашего Авт<���ора> есть совер<���шенное> отсутствие оскорбительной личности. Ибо не должно сие приписать единственно отеческой бдительности нашей Цензуры, блю<���стительницы> нравов, государст<���венного> спокойствия, сколь и заботливо охраняющей граждан от нападения простодушной клеветы насмешливого легкомыслия…»