Даниэль Клугер - Баскервильская мистерия

Сцена с кладбищенским моргом и лезущим через окно мертвецом — по сути, еще один ироничный отсыл к Конан Дойлу — к рассказу «Случай в Сиреневой сторожке», в котором имеется подобная же сцена…

И еще одна деталь, еще один намек на Конан Дойла, на «Львиную гриву» — дохлые животные, которых находят рядом с местами то ли происшествий, то ли преступлений. Одну собаку и двух кошек. Помните несчастного эрдель-терьера, погибшего ужасной смертью там же, где и его хозяин Макферсон?

Так что можно найти немало оснований к тому, чтобы рассматривать «Расследование» как иронию по поводу собственно детектива. Автор словно подбрасывает сыщикам «из старого доброго английского детектива» совершенно невероятное дело и с удовольствием наблюдает за их метаниями, изредка замечая читателю: «Вот тут, кстати, сто лет назад был найден непонятным образом убитый Макферсон. А вот тут — его собака. А в таком же тумане нашли свою смерть герои „Дьяволовой ноги“. А здесь точно так же заглядывал зловещей полночью в окошко человек, похожий на выходца с того света… Да, ребята, несмотря на трубку и „Королеву Викторию“, знаменитое кепи Великого Сыщика вам явно не по размеру…»

Финал романа открытый: читателю предложены две версии, он вправе выбрать любую из них или отказаться от обеих. Любопытно то, что на протяжении всего действия идут фактически два расследования: уголовное, которым занимается инспектор Грегори, и научное, доктора Сисса. Версия инспектора Грегори (вернее, его начальника Шеппарда): не совсем нормальный шофер, годами ездит по одной и той же дороге. «Ширина шоссе ощущается только интуитивно, туман плывет, глаза слезятся. Через какое-то время наступает состояние, в котором видятся удивительные вещи… Шествия теней, какие-то знаки, подаваемые из глубины тумана… Это как кошмар. Представьте себе, что вас издавна одолевают странные образы, странные мысли. которые вы никому не решаетесь поверить… Например, о том, как следовало бы поступать с иными людьми при жизни… или после смерти». Словом, безумец, относительно безобидный — он ведь не живых людей делал покойниками, а покойников вроде бы «оживлял» — передвигал, перевозил. Выбираясь из тумана он приходил в себя и пытался избавиться от последствий приступа безумия — спрятать похищенный труп. Кажется, все в порядке. Загадка решена, она вполне реальна и рациональна, при всей кажущейся сверхъестественности. Но… «Это правда? — Нет, — спокойно ответил Шеппард. — Но это могло бы быть правдой».

Версия рассыпается, поскольку в одном случае у предполагаемого виновника есть алиби. С другой стороны, этот один случай, в конце концов, возможно, не имеет прямого отношения к остальным. Сам же подозреваемый погиб в дорожной катастрофе, его не допросишь. Окончательно «да» или «нет» полиция так и не говорит. Может быть, и «да». В том смысле, что может быть погибший и есть истинный виновник. А может быть, нет. Как замечает инспектор Грегори, для человека тут слишком много «если». «Туман, помноженный на время, помноженный на мороз, помноженный на паранойю»… Действительно, в полицейской версии присутствует сочетание очень большого числа случайных факторов. «Можно отмести алиби. Либо исключить неподходящий случай из всей серии… Во всяком случае, имеется шанс — болезнь! Болезнью можно объяснить самые удивительные вещи, даже чудо!»

Воздействие на людей тумана, газа и тому подобного, приводящее одних к сумасшествию, других к смерти, — объяснение, часто встречающееся в классическом детективе. Вновь мы сталкиваемся с аллюзиями из приключений Шерлока Холмса — в «Дьяволовой ноге» ядовитые испарения вызывают пугающие видения и, в конце концов, приводят нескольких персонажей к смерти…

А что, если мы имеем дело с романом фантастическим? И автор просто-напросто взял да и перенес, вполне бесцеремонно, героев из одного жанра в другой? Из как-бы-готики в настоящую готику? И беспомощность их от того и происходит, что законов жанра, в котором оказались, они не знают? Действительно, вдруг все эти тела никто не похищал, а они оживлены таинственными силами, использовавшими жизненную энергию несчастных домашних животных? И такой вот оживший покойник, зомби ткнулся в окно навстречу полицейскому?..

Но тут мы обращаем внимание на фразу, брошенную в самом начале одним из сыщиков Скотланд-Ярда и ставшую подзаголовком: «В этих действиях есть регулярность, которая не могла быть запланирована человеком.» И вспоминаем, что есть ведь и еще одна версия событий, научная. Или скорее, философская. И тогда, в поисках хоть какого-то ответа на поставленный вопрос whodunit, «кто-это-совершил?» — обращаемся к рассуждениям доктора Сисса. А тот утверждает, что человек тут ни при чем. Не было никакого преступления, «никто-этого-не-совершал», вернее сказать, «это-совершил-Никто», nonedunit. Полицейские столкнулись не с преступлением, а с неизвестным явлением природы. Доктор Сисс в происходящем подмечает те факторы, на которые просто в силу специфики уголовного расследования никак не могли обратить внимания полицейские — например, на изменения температуры и погодных условий, на «ареал распространения» загадочных явлений: «Феномен имел место в границах острова. Это помогло мне уточнить коэффициент моей формулы, поскольку уровень заболеваемости раком в пределах острова переходит к уровню заболеваемости в окружающих районах не скачкообразно, а постепенно…» Согласно его теории, все страшные происшествия, в действительности обусловлены редчайшим сочетанием вполне естественных и нисколько не пугающих факторов: «Я ничего не хочу сказать, кроме того, что вытекает из статистического анализа».

Преступления нет — есть лишь редкое, но вполне вероятное сочетание множества природных факторов. Выслушав теорию Сисса и так и не раскрыв загадочного преступления, инспектор Грегори, в какой-то степени антипод или двойник ученого, говорит: «Что, если мир — не разложенная перед нами головоломка, а всего лишь бульон, где в хаотическом беспорядке плавают кусочки, иногда, по воле случая, слипающиеся в нечто единое? Если все сущее фрагментарно, недоношено, ущербно, и события имеют либо конец без начала, либо середину, либо начало? А мы-то классифицируем, вылавливаем и реконструируем, складываем это в любовь, измену, поражение… мы и существуем частично, неполно. Наши лица, наи судьбы формируются статистикой, мы случайный результат броуновского движения… незавершенные наброски, случайно запечатленные проекты… История — картина броуновских движений, статистический танец частиц, которые не перестают грезить об ином мире…»

Статистика вместо дедукции, хаос вместо объяснимого мира, законы больших чисел вместо исключительных событий… Такова принципиально новая черта идеологии поджанра nonedunit. Вновь перед нами виновник преступления, которого невозможно ни призвать к суду, ни арестовать ни даже просто обвинить, услышав признание… Впрочем, в данном случае главный «сыщик» — доктор Сисс (именно он герой, полиция, как и полагается классическому детективу, лжегерой, поначалу не принимающий всерьез рассуждения Сисса, но потом вынужденная поверить в них, поскольку другого объяснения нет), доктор Сисс не испытывает никакого желания «загнать преступника в угол», ибо для него «преступник» — в отличие от преступника в обычном детективе — объект исследования. Соперничают они лишь в сфере научной.