Виктор Гюго - Том 14. Критические статьи, очерки, письма

Среди этих призрачных героев возникают время от времени герои из плоти и крови; прежде всего это Карл Великий и Роланд — Карл Великий всех возрастов: ребенок, юноша, старик, — тот Карл Великий, о котором легенда говорит, что он родился на мельнице в Шварцвальде; Роланд, о котором легенда рассказывает, что умер он вовсе не в Ронсевале, сражаясь с целой армией врагов, а на Рейне в монастыре Нонненсверт от любви. Позднее героями легенд становятся император Оттон, Фридрих Барбаросса и Адольф Нассауский. Эти исторические лица, вплетенные в легенды со сказочными персонажами, — предания о действительно бывших событиях, упрямо проглядывающих из-под нагромождений мечты и фантазии; это сама история, которая еле пробивается на свет сквозь сказку, это руины, которые то там, то здесь мелькают под цветами.

Но тени рассеиваются, забываются сказания, восходит солнце, возрождается цивилизация, а вместе с ней возвращается история.

Вот четверо людей с четырех разных сторон; время от времени они сходятся над Рейном у камня, что на правом берегу, в нескольких шагах от рощи, протянувшейся между Ренсом и Капелленом. Эти четверо садятся на камень, и здесь они свергают и выбирают германских императоров. Люди эти — четверо рейнских курфюрстов, камень этот — королевский престол, Koenigsthul.

Место, выбранное ими, — Ренс, находящийся почти посредине рейнской долины, — принадлежит Кельнскому курфюрсту и смотрит одновременно на запад, где на левом берегу находится Капеллен — владение курфюрста Трирского, и на север, на правый берег, где с одной стороны расположен Оберланштейн, принадлежащий курфюрсту Майнцскому, а с другой стороны Браубах — владение Пфальцского курфюрста. За какой-нибудь час каждый курфюрст может добраться из своего замка до Ренса.

Со своей стороны, именитые горожане Кобленца и Ренса собираются ежегодно на одном и том же месте на второй день троицы под предлогом праздника и обсуждают между собой некоторые непонятные им события, — так появляются города-коммуны и бюргерство, незаметно роющее яму под фундаментом уже завершенного чудовищного здания Германской империи; живой и вечный заговор маленьких людей против сильных мира, дерзко зреющий здесь, около Koenigsthul, в тени самого трона феодализма.

В замке курфюрстов, возвышающемся в окрестностях небольшого города Капеллена, где ныне остались лишь величественные руины, Вернер, архиепископ Кельнский, поселяет и содержит с 1380 по 1418 год алхимиков, которые золота не сделали, но в поисках философского камня открыли некоторые из великих законов химии. Так, за сравнительно короткий промежуток времени Рейн был свидетелем того, как в одном, ныне едва заметном, месте, там, где в него впадает река Лан, для Германии рождались империя, демократия и наука.

Отныне Рейн принимает облик и военный и религиозный. Множатся аббатства и монастыри. Церкви, располагаясь на склонах холмов, словно соединяют деревни на берегу реки с башнями замков на вершинах гор, — картина изумительная; повторяющаяся за каждым поворотом Рейна и как бы символизирующая место священника в человеческом обществе. Князья церкви много строят в Рейнской области, подобно тому как это делали тысячу лет назад римские жрецы. В Обервезеле Трирский архиепископ Бодуин возводит церковь, мост через Мозель в Кобленце сооружает архиепископ Генрих фон Виттинген, великолепно изваянным каменным крестом архиепископ Вольфрам фон Юлиерс освящает римские руины и вершину горы Годесберг, которые считались нечистым местом. В лице этих князей церкви, как и в лице папы, духовная власть сочеталась со светской. Отсюда двойное правосудие, которое вершится и над душой и над телом виновного и от которого, как в чисто светских государствах, его не могут спасти даже привилегии духовенства. Иоганн фон Барних, капеллан прихода Санкт-Гоар, отравляет свою даму сердца, графиню Катценеленбоген, вином для причастия. Как епископ, курфюрст Кельна отлучает его от церкви, а как князь, приказывает сжечь его заживо.

Со своей стороны, курфюрст Пфальцский испытывает постоянную потребность протестовать против всевозможных ущемлений его власти со стороны архиепископов Кельна, Трира и Майнца, и в знак суверенитета пфальцские графини отправляются рожать в Пфальц — башню, возведенную напротив Кауба, на самой середине Рейна.

В то же время, наряду с одновременным или попеременным усилением власти курфюрстов, на Рейне укрепляются рыцарские ордена. Вблизи Таунуса водворяется Тевтонский орден, около Семигорья под Триром основываются рыцари с Родоса. Из Майнца Тевтонский орден тянет свои щупальца к Кобленцу, где крепко пустил корни один из его капитулов. Тамплиеры, бывшие уже хозяевами Курженея и Порентрая в базельском епископстве, владели также Боппардом и Санкт-Гоаром на берегу Рейна и Трарбахом между Рейном и Мозелем, Трарбахом — краем тонких вин, Thronus Bacchi [108]римлян, что позднее принадлежал тому самому Пьеру Флотту, о котором папа Бонифаций говорил, что он крив телом и слеп духом.

В то время как князья, епископы и рыцари создавали свои замки, купечество создавало торговые колонии. При впадении в Рейн рек и речек, которые текут по бесчисленным долинам Хундерюка и Хохенрюка с вершин Хаммерштейна и Семигорья, зарождалось множество торговых городков. По примеру Кобленца на Мозезе и Майнца на Майне Бинген расположился на Наэ, Нидерландштейн — на Лане, Энгерс — у впадения в Зайн, Иррлих — на Виде, Линц — против устья Заара, Рондорф — на Марбахе и Борнгейм — на Зиге.

Тем временем пропасть, которая существовала между князьями церкви и феодалами, между капитулами рыцарских орденов и самоуправлением городов-коммун, эта пропасть, созданная духом времени, породила своеобразное племя феодалов. На каждом прирейнском гребне от Констанцского озера до Семигорья был свой бург и свой бургграф. Эти грозные рейнские бароны, могучее порождение своевольной и дикой природы, гнездившиеся в базальтовых скалах среди вересковых зарослей, бароны, которым, словно императору, служили на коленях их подданные, эти рыцари грабежа с повадками и орла и совы, могущественные только у себя, — но зато и всемогущие у себя, — владычествовали в оврагах и долинах, собирали солдат, грабили по дорогам, взимали пошлину, вымогали с купцов выкуп, независимо от того, ехали ли те из Санкт-Галлена или Дюссельдорфа, преграждали Рейн цепями и высокомерно бросали вызов городам, когда те отваживались выступать против них. Действуя таким образом, бургграф Оскенфельский вынудил на борьбу богатую коммуну города Линца, а рыцарь Хоснер фон Хегау — имперский город Кауфбейерн. Иногда в этих необычных поединках страх охватывал города, которые не чувствовали себя достаточно сильными, и тогда они просили защиты у императора. В подобных случаях бургграф разражался смехом и в ближайший же храмовый праздник нагло ехал в этот город на турнир, верхом на осле своего мельника. Во время ужасной междоусобицы Адольфа фон Нассау и Дитриха фон Изембурга многие из этих рыцарей, чьи крепости возвышались по всему Таунусу, простерли свою дерзость до того, что отправились грабить одно из предместий Майнца на глазах двух соперников, которые оспаривали этот город друг у друга. Такова уж была их манера соблюдать нейтралитет. Бургграф не стоял ни за Изембурга, ни за Нассау — он стоял за самого себя. Только при Максимилиане, когда великий полководец Святой империи Георг фон Фрундсберг разрушил последний из бургов — Гогенкреген, вымерла эта опасная порода диких феодалов, которая в десятом веке началась бургграфами-героями, а закончилась в шестнадцатом веке бургграфами-разбойниками.