Джим Джармуш - Джим Джармуш: Интервью

В каком возрасте вы стали смотреть кино и когда решили стать режиссером?

Пока моя мать не вышла замуж за моего отца, она писала кинорецензии для небольшой местной газеты «Бикон джорнэл», но в Акроне, штат Огайо, где я вырос, мало что можно было увидеть. В детстве мать отправляла меня в кино, когда ей нужно было куда-нибудь меня пристроить, чтобы освободить субботний вечер. Кинотеатр назывался «Стейт-роуд-театр», там показывали по два- три фильма за сеанс — обычно это были такие фильмы, как «Пузырь», «Нападение крабов-монстров» или «Чудовище из Черной лагуны». Ребенком я часто ходил туда, пересмотрел весь репертуар. Мне очень нравились эти фильмы.

В семнадцать лет я уехал из Огайо в Нью-Йорк и понял, что фильмы можно снимать не только о крабах- монстрах. Мне тогда многое открылось. Я всегда любил кино. В Нью-Йорке я изучал литературу в Колумбийском университете, потом я поехал в Париж на стажировку, но вместо семестра остался там на целый год.

Я не ходил на лекции, все свободное время проводил в Синематеке, и там мне по-настоящему открылся мир кино, потому что я пересмотрел огромное количество фильмов из самых разных стран.

Изначально я хотел быть писателем, а вернувшись в Нью-Йорк, стал к тому же играть в группе. Неожиданно я начал замечать, что мои писания становятся все более кинематографичными. Я писал стихотворения в прозе, но они все больше стали напоминать... не киносценарии, конечно, а, скорее, кинематографические описания сцен. После окончания университета я не знал, что делать дальше, у меня не было денег, чтобы продолжать учебу. Я подал документы в киношколу Нью-Йоркского университета. Тогда я еще не снял ни одного фильма и на экзамен представил свои литературные сочинения. Видимо, во мне увидели будущего сценариста, — я получил финансовую поддержку и был принят в киношколу. Просто чудо, что я рискнул попробовать поступить туда и что меня приняли. Я проучился там два года. Диплома тогда я не получил, но впоследствии мне присудили почетную степень.

Я не получил диплома, потому что на последнем курсе в качестве дипломного проекта снял полнометражный/ фильм «Вечные каникулы». Мне тогда дали стипендию Луиса Б. Майера, но вместо того, чтобы перечислить ее прямо в киношколу, в счет оплаты обучения, деньги прислали лично мне. Это была большая ошибка. Всю сумму я потратил на съемки фильма. Комиссии в киношколе не понравился ни фильм, ни тот факт, что я не заплатил за учебу, а потратил деньги на съемки. Поэтому мне не дали диплома. А спустя некоторое время мое Ихмя стали использовать в рекламе киношколы, и в одном из интервью я сказал: «Все это очень странно, потому что они не одобрили мой фильм и отказались выдать мне диплом». После этого мне прислали диплом. (Смех в зале.) А с этим дипломом плюс полтора доллара в Нью-Йорке можно купить кофе.

Съемки «Вечных каникул» обошлись вам в двенадцать тысяч долларов; потом вы сняли «Страннее рая», первоначально задуманный как получасовой короткометражный фильм. Каков был бюджет этого фильма?

Что-то около семи тысяч долларов.

Картина имела большой успех.

Сначала я снял получасовую короткометражку, но перед премьерой написал сценарий второй и третьей частей, которые вместе составили бы полнометражный фильм. Я не думал, что мне удастся его снять, но, по крайней мере, у меня в запасе лежал сценарий. После премьеры первой части последовали положительные отзывы, и нашлись люди, которые помогли мне снять полнометражную версию фильма.

Для первой части фильма Вим Вендерс дал мне неиспользованную пленку, которая осталась у него после съемок «Положения вещей». В полнометражной версии для затемнений между эпизодами нужно было использовать особую разновидность экспонированного негатива, чтобы получить глубокий черный цвет. У Жана- Мари Штрауба нашлась такая пленка, и он поделился ею со мной. Так что я получил помощь от замечательных людей. Даже не знаю, почему они решили помочь мне, но... (Смех в зале.)

Фильм состоит из отдельных фрагментов — каждая сцена представляет собой один монтажный кадр и завершается затемнением. Это довольно формальный или экспериментальный подход к изложению сюжета. Почему вы выбрали именно этот путь и почему для вас так важна формальная сторона дела?

Думаю, здесь сказывается моя любовь к литературным формам. Поэзия прекрасна, но чистая страница порой не менее выразительна, чем стихотворение. Это похоже на паузы у Майлза Дэвиса, в них скрыт глубокий смысл. Изначально меня интересовали именно литературные и музыкальные формы. Не припомню, с чего все это началось. В то время мне нравились очень чистые по форме фильмы — картины Карла Дрейера, Брессона.

Эти фильмы произвели на меня сильное впечатление, особенно в те годы, когда канал «МТУ» только начинал набирать обороты и с телеэкрана хлынула лавина клипов, которые тогда были мне совершенно неинтересны. Казалось, что кино становится все больше похоже на рекламу. В то время моя киноэстетика была далека от подобных приемов. Отсюда моя любовь к минимализму.

В вашей картине речь, безусловно, идет о серьезных вещаху но вместе с тем в фильме много юмора. Подобное сочетание характерно для всего вашего творчества. В чем вы видите важность комедийной составляющей ваших картин?

Смех — вещь полезная. Еще Оскар Уайльд говорил: «Жизнь — слишком серьезная вещь, чтобы воспринимать ее серьезно». Мне очень нравится это высказывание — похожим образом я отношусь к творческому процессу. В фильме «Пес-призрак: путь самурая» есть цитата из «Хагакурэ», японской книги, написанной старым самураем. Смысл этой цитаты в том, что к важным вещам нужно относиться легко, а к незначительным — очень серьезно. Этот парадокс мне очень нравится, особенно в контексте подобной философии.

В фильмах «Страннее рая» и «Вне закона» снялся Джон Лури. Насколько мне известно, до начала режиссерской карьеры вы и сами играли не последнюю роль в музыкальном андеграунде.

Конец семидесятых и начало восьмидесятых — в Нью-Йорке тогда действительно было много интересного. Музыкальная субкультура была на подъеме, потому что в то время не нужно было виртуозно владеть инструментом, чтобы играть музыку. Важнее всего было желание выразить себя. Это очень значимая эпоха, тогда многие творческие люди — музыканты, режиссеры — работали в эстетике «сделай сам», что и давало им большие возможности для творчества. Тогда никто не стремился прославиться, сделать карьеру, стать профессионалом, звездой. Главным были настоящие, подлинные эмоции, которые можно было выражать в какой угодно форме. Самый простой путь — взять в руки гитару (причем понятия не имея, как на ней играть) и лупить по струнам со всей дури.