Марк Мудрик - Перебитая тропа. О поэте Евгении Забелине

Что дедушка-мороз умеет „ из стали“ выковывать дни, спорить не будем. А вот о „ белом трауре“ мы слышим впервые. До сих пор в мировом масштабе траур практиковался только в черных красках» [20] И.Ст. Непонятные песни. — «Рабочий путь», 1929, 3 февраля, стр. 4. Полужирный шрифт использован автором рецензии. .

Заколдованный круг. Писать как хочешь, как можешь — нельзя, смертельно опасно, а то, к чему понуждают почти в приказном порядке, — не получается, хоть убей! И убили — не сразу, правда… С рассрочкой на пятнадцать лет. Приложил руку к тому и замаскированный «И.Ст.».

Но — парадокс: явственно проступавшая в подобных стихотворениях фальшь подчеркивала совсем не фальшивое отторжение Забелиным «сверкающих идей». В своеобразном — от противного — нежелании признавать их он был совершенно искренен, а значит, с надеждой на продолжение сотрудничества с единственной в городе газетой следовало распрощаться навсегда. Благоволившего к поэтам Александра Кадникова к тому времени «ушли» из редакторов, сотоварищи же разбрелись из Омска или затаились на всю оставшуюся жизнь. Удивительно ли — «год великого перелома»… Спасайся кто может! Беги куда подальше! У Сергея Поделкова [21] Поделков С. Павел Васильев. — В кн.: Васильев Павел. Стихотворения и поэмы. Л., 1968, стр. 24. прочел: к перемещавшимся по Сибири и Дальнему Востоку Павлу Васильеву и Николаю Титову [22] Титов Николай Ильич (1906–1960), поэт. во Владивостоке присоединился Евгений Забелин. Там, на краю земли, и решил перебраться в Москву.

В середине февраля 1929 года он уже в столице. В первом же письме спешит рассказать Зое Суворовой (Забелин за ней ухаживал) о переменах в своей жизни.

«Пишу из Москвы, которая шумит, звенит и совершенно не похожа на наш тихий, спокойный Омск. <���…> Сейчас масса дел — целый день в редакциях или в Доме Герцена. <���…> Отдыхаю только к ночи в Кунцеве, маленьком городке около Москвы, где временно имею квартиру» [23] Из письма Евгения Забелина Зое Суворовой (Чеботаревой), датированного 17 февраля 1929 г. С оригиналами писем Забелина меня познакомила в начале восьмидесятых сама Зоя Александровна. Сейчас они хранятся в Омском краеведческом музее. .

«Квартира», конечно, сильно сказано: обычно сибиряки снимали комнатки или углы. Место их проживания в Кунцеве полушутя называли «сибирской колонией». В октябре приехал Павел Васильев. Поселился с Забелиным.

Павел Косенко оставил описание их дома.

«Когда старый друг впервые посетил жилище молодых писателей, даже он, человек привычный, изумился. Мебель в комнате была представлена одной деревянной кроватью, на голых досках которой небрежно лежали пиджаки поэтов.

— Где же вы пишете? — спросил старый друг.

— На подоконнике. По очереди.

— А спите?

— На кровати, разумеется.

— Чем же вы укрываетесь?

— А вот, — и Васильев жестом миллионера указал на дверь, снятую с петель и прислоненную к стене. — Очень удобно.

Дверь была фанерной. Фанера прогибается и может служить некоторым подобием одеяла» [24] Косенко П. На земле золотой и яростной. Алма-Ата, 1979, стр. 371. .

В Москве на исходе двадцатых Забелин ведет жизнь профессионального литератора. Зое Суворовой сообщает: «Сейчас решается издание книги моих стихов, которое, само собой, обязывает к большим хлопотам. Кроме того, приходится писать для журналов, скоро в них появятся мои „вдохновенные труды“» [25] Из письма Евгения Забелина Зое Александровне Суворовой (Чеботаревой), датированного 3 апреля 1929 г. . Речь, по всей видимости, шла о коллективном сборнике «Сибиряки». Но прошло какое-то время, и старавшийся помогать землякам Иосиф Уткин констатировал: «Книга была задержана самодурством некоего руководителя — а по-настоящему должна быть давно в работе» [26] Материалы Государственного издательства художественной литературы: сб. «Сибиряки» — с надписью И. Уткина на машинописной копии (РГАЛИ, ф. 613 [ГИХЛ], оп. 1, ед. хр. 5810, л. 1). .

Периодические издания повели себя приветливее. В апрельских номерах «Нового мира» и «30 дней» за 1929 год появились стихотворения «В тайге», «Полынь», «Карская экспедиция». С осени поэт стал печататься в «Известиях». Публиковались стихи Евгения Забелина, помимо того, в «Красной нови», «Красной ниве» и других журналах. Там же встречаем имя Павла Васильева. Общий подоконник располагал и к соавторству. Определить, кто в тандеме выступал первым номером, не так просто, вопреки гулявшему по литературным коридорам слушку, будто Забелин только тень Павла Васильева, будто он светит отраженным светом. Особенно когда пишет о Казахстане.

Такое мнение — плод чьей-то дурной фантазии: «степная песнь» Васильева рождалась, помня о стихах Забелина. У Павла Васильева тоже «ходит под бубном в пыли карусель » (курсив мой. — М.М. ), а в стихотворении «Конь» «где-то далеко-о затосковала весна» (курсив мой. — М.М. ). Как «В ауле» у Забелина…

Этот породнившийся со старым Джурабаем «мой аул» и протяжное кочевничье «далеко-о» в поэзии дорогого стоят. Другое дело, что талант Павла Васильева оказался масштабнее, убедительнее, Забелин же в какой-то момент остановился в пути.