Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Но предположим, что Ладинский по каким-то внутренним или внешним причинам слишком поверхностно подошел к своей задаче. Эстетизирование - это еще не есть преображение, как украшение цветами трупа не есть его воскрешение.

Вот перед нами другой пример - Владимир Смоленский.

Поэзия его, в противоположность Ладинскому, никогда не искала тем вне лирического круга. В первых своих стихах («Закат») Смоленский был охвачен каким-то сладострастием бессилия перед надвигающейся окончательной гибелью [681] Владимир Смоленский. Закат (Париж: И-во Я. Поволоцкий и Ко., 1931). . Было в этой его юношеской теме что-то от Лермонтовского мрачного отчаяния, осложненного Достоевским.

Упоение безвыходностью, воспевание окаменения при жизни и, наконец, последнего смертного покоя - вот вкратце содержание «Заката». Одна из запоминающихся формул сборника: «друг, не бойся - спасения нет» [682] Ср. концовку стихотворения «Никогда я так жалок не был…», стр.9. .

Начинался «Закат» апокалипсической картиной мирового заката, по следам которого восходит ночь «в вечном сне и вечной славе» [683] Стихотворение «Закат», стр.33. .

Затем следовал лирический анализ обреченности. Это Бог вел человека «путем нищеты», постепенно отнимая у него всё , чтобы «я в непроглядной мгле, на пустой ледяной земле, обреченный, как все, умереть, ни о чем не мог пожалеть» [684] Стих. «За ночами проходят дни...», стр.10. . Отсюда вывод: - крайнее отчаяние, крайняя степень опустошенности и всяческой нищеты - всё это средства облегчения смертного часа.

Значит, смерть страшна, сильна, и жало ее, несмотря на всю христианскую фразеологию стихов Смоленского, не уничтожено, глава змия не стерта. Это не был бунт, но иссякновение, оскудение и веры, наряду с жизнью.

Стихи были несколько патетичны, декламативны, но это «дрожание в голосе» искупала их трагичность.

Тут же была сделана попытка представить процесс «освобождения»: «Нет ничего, ни зла, ни блага, ни мудрости, ни правды нет» [686] Стих. «Как в водах темного колодца...», стр.13. , «Всё сжечь - стихи, любовь, надежды, всё позабыть, всё потерять», «Без Бога, без любви, без слова влачить земное бытие» [687] Стих. «Всё сжечь - стихи, любовь, надежды...», стр.21. , «Закрой лицо руками и усни, во сне мгновенья кажутся короче» [688] Стих. «Я не хочу поднять тяжелых век...», стр.24. , «Тебя нельзя спасти, тебе нельзя помочь. Друзья... но нет друзей, любовь... но нет любви...» [689] Стих. «Всё медленнее бьется сердце. Ночь…», стр.44. .

Такое начало оставляло недоумение. Что же могло последовать за ним? Поэту оставалось либо умолкнуть и ждать медленного умирания, либо найти какое-то обетование. Смоленский не умолк. Через шесть лет вышел второй его сборник [691] Ср.: Л.Гомолицкий, «Наедине. В. Смоленский, “Наедине”, вторая книга стихов», Меч, 1938, 29 мая, стр. 6. Перепеч. в настоящем томе. .

Стихи стали суше, отсеялись, отстоялись, приобрели мужественность и зоркость. В субъективно-лирической части сборника Смоленский по-прежнему продолжал анализ процесса умирания, но от долгого созерцания тень смерти стала как бы прозрачной и раздвоилась, упав на жизнь. Смоленский поднял страшную тему «предварительной» смерти, смерти при жизни. Правда, толкует он это явление, кажется, несколько упрощенно, «физиологически», между тем ведь это - смерть души, по природе своей бессмертной:

Смерть души, - мы знаем, - не может наступить под действием разлагающей физическую оболочку ее, той, простой, перстной, ликой смерти [693] На полях стэнфордского экземпляра Ариона карандашная помета З. Гиппиус: «?» Выражение «Ликая смерть» употреблено в поэме «Новоязычник». . Даже и называться это не должно смертью, но именем какого-то из «смертных» грехов. Может быть, это оскудение веры, в котором сознается Смоленский, или другой грех, например, - грех нашей общей безблагодатности, бесправедности: ведь не нашлось того одного праведника, спасающего мир.

В стихах Смоленского обращает внимание их сосредоточенная серьезность, заставляющая насторожиться в ожидании какой-то тайны, чего-то во всяком случае значительного. Если сравнить ее со страшным бесноватым кривлянием и смехом гоголевского мира мертвых душ, живой мертвец Смоленского представляется торжественною тенью. Смерть его не лишает надежды на благодать, становится как бы его искуплением; опустошением, в котором за «тишиною молчания» таится «неутолимая любовь, неугасимое сиянье» [694] Стих. «Храни бесстрастные черты…», в кн.: Владимир Смоленский. Наедине, стр.30. .

В этом убеждает одно стихотворение, с посвящением «Моему отцу», - где показано почти с осязательной силой «касание мирам иным». В явлении тени умершего физической смертью умершему смертью души встает, как грань между поту- и посю-сторонним, заклинание «Смерти нет»... [695] Стих. «Ты встаешь из ледяной земли…», в кн.: Владимир Смоленский. Наедине, стр.53. Это стихотворение было перепечатано из сборника в Мече рядом со статьей Гомолицкого «А стих елико прорицает» (Меч, 1938, № 19, 15 мая, стр.6).

В творчестве Смоленского заложено основное противоречие, а именно то, что прежде всего оно - творчество, т.е. созидание, а не разрушение, жизнь, а не смерть. Смерть кажется противоестественной, невозможной в творческом акте. На это уже обращалось внимание. Никто только не заметил того, что смерть Смоленского, разлагающая не тело, а душу, - не уничтожение, но грех, и потому изображение ее художником, ее истолкование есть одно из средств борьбы с нею. Отсюда, несмотря на всё его демонстративное безверие, религиозность Смоленского, его постоянное стремление выйти за пределы искусства.

Подвижники советовали в борьбе с некоторыми грехами, как оружие, обращенное против них, грех же - гнев. И вот Смоленский, интуитивно следуя голосу своей здоровой, сопротивляющейся смерти природы, настраивает на гневный лад свою лиру.