Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

На первом месте помещена статья К. Радека «Культура нарождающегося социализма», где доказывается, что если вообще есть культура, то вот именно эта культура нарождающегося социализма, начало которой, впрочем, положено только Марксом [190] Karol Radek, «Kultura rodzącego się socjalizmu», Wiadomosći Literackie, 1933, Nr. 47 (Niedziela 29 października), str. 1. Ср.: Карл Радек, «Культура рождающегося социализма», Известия, 1933, № 273, 7 ноября, стр.2. .

Затем следуют статьи Михаила Слонимского «Жизнь советской литературы», Корнелия Зелинского «В книжной лавке», в которой автор скромно называет свое имя среди наиболее талантливых писателей, Валерия Кирпотина «Сов. литература в начале второй пятилетки», Сергея Динамова «О современной советской драматургии».

Две страницы, иначе 12 столбцов, занимает статья Ильи Груздева «Горький и октябрьская революция» [191] Ilja Gruzdiew, «Gorkij a rewolucja październikowa», str. 4-5. , в которой автор оправдывает «великого» Горького (в одной из статей газеты Горький так и назван «великим») [192] Walerij Kirpotin, «Literatura sowiecka na początku drugiej piatiletki», str. 3. в том, что он не сразу признал большевицкий опыт. Страницы эти буквально набиты иллюстрациями, на которых Горький изображен в 15-ти видах, маленьким и великим, во всех позах и ракурсах, с Лениным, Сталиным, в кругу комсомольцев, в карикатуре, в скульптуре и живописи. Благодаря тому, что они имели честь сняться вместе с Горьким, попали также на страницы «советских» «Вядомостей» Лев Толстой, А.П. Чехов и Леонид Андреев.

После этого пятистраничного введения даны пять автобиографических очерков: Белого [193] См. публикацию русского текста очерка А. Белого по рукописи - Андрей Белый, «О себе как писателе» (с преамбулой С. Лесневского), День поэзии. 1972 (Москва: Советский писатель, 1972), стр.269-273. , А. Толстого, Всев. Иванова, Веры Инбер и Леонова. Две страницы отведено образцам советской литературы. На одной - старый рассказ Пильняка. Пильняка К. Зелинский причисляет к авторам, «насквозь пропитанным старой культурой». Потому, наверно, так мало о Пильняке и Пильняка в номере [194] Ср.: Agata Zawiszewska. Recepcja literatury rosyjskiej na łamach «Wiadomości Literackich» (1924-1939) , str. 130-131. Ср. также: Е.В. <���Вебер>, «О пребывании Бориса Пильняка в Варшаве», За Свободу! , 1931, № 43, 15 февраля, стр.4. . Старый рассказ, очeвидно, вольность польского переводчика [195] Boris Pilniak, «Sprawa śmierci». Przekład Władisława Broniewskiego. Wiadomosći Literackie, 1933, Nr. 47 (Niedziela 29 października), str. 8. Ср.: Б. Пильняк, «Дело смерти», в кн.: Борис Пильняк. Собрание сочинений. Том VIII (Москва-Ленинград: Гос. издательство, 1930), стр.107-120; датир.: Саратов, июнь 1927. . На второй странице, отведенной под образцы, - стихотворения Безыменского, Пастернака, Светлова, Кирсанова, Сельвинского и Жарова в переводе Ю. Тувима [196] В этом номере помещен выполненный Тувимом перевод пастернаковского «Бальзака»; в следующем номере - «Памяти Ларисы Рейснер» и «Лодзь в 1905 г.» в переводе В. Броневского, в номере 56 тувимовские переводы еще двух стихотворений. , А. Слонимского, Л. Подгорского-Околова и В. Броневского.

Затем следуют статьи М. Кольцова о сатире в СССР, Н. Огнева «Растет новый человек», статьи о советском театре, кинематографе, живописи, скульптуре, архитектуре, музыке, печати, издательстве. Завершается же всё обширными объявлениями Интуриста, Торгсина, Совпольторга и «Международной книги».

Как ни стараются советские сотрудники «Вядомостей», - правды не скроешь.

Напрасно уверяет Мих. Слонимский, что для писателя в сов. России реки текут медом. Тут же рядом между строк глядит во всем своем убожестве неприкрытая горькая истина о подневольной жизни советского писателя.

Профессия писателя в СССР, по словам М. Слонимского, самая почетная. Писателю, как известному, так и начинающему, предоставляются все возможности для развития его таланта, все нужные ему материалы для разработки тем его книг.

Книга же в сов. России расхватывается тут же по ее выходе в миллионах экземпляров.

Всё это, может быть, и так. Ничего здесь особенного, в конце концов, нет. Тираж книги в сов. России объясняется размерами страны, незаглохшею среди населения, несмотря ни на что, потребностью в живом слове. Забота же правительства о развитии и направлении таланта писателя - палка о двух концах.

В той же статье М. Слонимский вскользь, мимоходом рассказывает о «пути» Мариетты Шагинян от мистицизма до романа о пятилетке. Путь этот он называет «характерным и убедительным примером того перерождения человека, которое в разных областях, в разных профессиях является одинаково типичным для советской действительности» [197] Michaił Słonimskij, «Życie literatury soiwieckiej», str. 2. . По-нашему же это Прокрустово ложе, на котором вытягивают малых и обезглавливают больших, чтобы подогнать всех под один казенно-установленный рост.

Достаточно красноречивы, скупо сообщаемые К. Зелинским в его кратком обзоре сов. Литературы [198] Kornel Zieliński, «W księgarni», str. 2. , сами факты казенной опеки над литературой и писателями в СССР, факты, свидетельствующие о далеко не веселой и непочетной стороне писательской жизни советского автора.

Но еще более красноречивы показания самих авторов, помещенные в «Вядомостях» - статья о Горьком и «автопортреты».

Статья о Горьком может быть названа историей его обращения. Перед кем оправдывает автор статьи Горького? Перед кем оправдываются «старые» писатели А. Белый и А. Толстой? У А. Толстого его «автопортрет» так и назван - «Несколько слов разъяснения». До пролетарской революции, видите ли, А. Толстой томился отсутствием темы, стиля и энергии. Писателя из него сделал только октябрь.

«Если бы не было революции, - пишет он, - ждала бы меня в лучшем случае судьба Потапенки: серая, бесцветная работа дореволюционного среднего писателя. Октябрьская революция дала мне всё ...

До 1917 г. я не знал, для кого пишу. Теперь я чувствую живого читателя, который мне нужен, который обогащает меня и которому я нужен. 25 лет тому назад я подходил к литературе как к приятному занятию, какой-то забаве. Теперь я ясно вижу в литературе мощное оружие борьбы пролетариата за мировую культуру и по мере своих сил отдаю себя этой борьбе. Это сознание - мой сильнейший побудитель к творчеству. Припоминаю, как в первое десятилетие своей писательской работы я с трудом находил темы для романа или рассказа. Теперь я задумываюсь над тем, как мало осталось жизни и как мало сил в одной жизни, чтобы стоять наравне с темпом нашей великой эпохи».

Собственно, главной гордостью и его самого и сов. критиков является «Петр I». О других своих книгах А.Толстой не упоминает. Но что мешало А. Толстому писать своего «Петра I» в эмиграции, где роман этот, кстати, встречен лучше, чем в сов. России, - остается неясным. Впрочем, о своем эмигрантском периоде А. Толстой благоразумно умалчивает. Думается, что «Вядомости» оказали ему плохую услугу, сообщив в примечании на предпоследней странице о годах, проведенных А. Толстым за границей.