Михаил Фонотов - Каменный пояс, 1987

— Смело меня с палубы взрывом, память вышибло. Спасло, что ненадолго. Вода привела в чувство, холодная еще была. И что еще спасло — доброго совета послушался. Когда направляли меня на Малую землю, посоветовали при переправе в теплый трюм не прятаться, сапоги на босу ногу надвинуть, шинельку внакидку. Я и туда, и обратно так плыл. Ну и очнулся уже налегке. Один сапог сам сполз, второй легонько ногой спихнул, шинель еще при взрыве слетела. Ну и продержался, пока не подобрали.

Что нам помогало? Силой духа мы были сильнее гитлеровцев. Хотя и на плацдарме, а чувствовали постоянную поддержку. «Катюши» здорово нам помогали. Как начнут утюжить!

Ровесник Геннадия Ивановича Александров был среди тех, кто утюжил гитлеровцев из реактивных минометов, любовно названных в народе «катюшей».

Он попал в 95-й гвардейский минометный полк уже лейтенантом, осенью 42-го. Первые свои залпы сделал под Старой Руссой. В кабине реактивной установки было тошно, когда засверкали над ней огненные стрелы. 4 пачки по 12 штук. А каково было тем, кому они предназначались!

Всю зиму 43-го 95-й гвардейский утюжил гитлеровцев на участке фронта в 150 километров. Бабахнет, создаст на вражеской передовой тарарам и — «газу». Его помощи уже ждут за десятки километров, где положение осложнилось. В марте гвардейцы-минометчики участвовали в ликвидации Демянского пятачка, за который немцы дрались до последнего. Отсюда начался победный путь 95-го, а с ним и лейтенанта Александрова на Запад. Через Смоленск, Оршу, Витебск, Вильнюс, Каунас…

А вот Ростиславу Фуклеву пришлось быть на фронте совсем ничего. Шахтостроителя, его держали в Донбассе, пока в 42-м не подошел сюда фронт. И пришлось Фуклеву как специалисту не строить, а выводить из строя — взрывать, затоплять шахты. Такая боевая задача ставилась перед 2-м отдельным инженерно-саперным батальоном, пока не оставили Донбасс.

Дальше пошли обычные саперные труды: наведи переправу, а потом уничтожь, взорви завод, чтобы не достался врагу, заминируй дорогу на его пути. Впрочем, ненадолго. В том же 42-м приказом Верховного Главнокомандующего всех горных инженеров отозвали из действующей армии. Оставлена была врагу «всесоюзная кочегарка», и на востоке страны, в тылу, необходимо было создавать новую «кочегарку».

Всю войну Ростислав Васильевич строил шахты в Челябинском угольном бассейне — в Коркино, Еманжелинске, Красногорске. Им и суждено было тогда стать «всесоюзной кочегаркой».

Павел Отто горный институт закончил уже в войну, и сразу же — нет, не на фронт его направили, где было большинство его сверстников, — а на прииски: золото и молибден нужны были стране, золото шло на оружие, молибден — в оружейную сталь. Отто бросили на золото — на приисках и рудниках проходила та же передовая, и там тоже жили по законам военного времени.

— На руднике, куда меня направили геологом, кончались запасы золотомолибденовой руды. Нужно было срочно наращивать разведанные запасы, открывать новые рудные жилы. Это нам удалось сделать, хотя и пришлось исключительно трудно. Богатую мы подсекли жилу и назвали ее символично — «Победа». Она и сработала на победу над фашизмом.

Вот так просто: подсекли жилу и ухватили богатое золото. А как им было при этом? В поле геологам жизнь и в мирные дни не сахар — вдали от всех удобств цивилизации, с природой один на один. А каково им было тогда, когда никаких скидок на особые трудности не делали. А ответственность! С той жилой ведь так было. Ни у кого не было в нее веры. И прекращать уж хотели в том месте разведку. Зачем средства и время впустую терять? «Зеленый» геолог взял на себя ответственность за положительный результат. И оказался прав. А если бы ошибся? Могло бы кончиться трибуналом. Не саботаж ли это упрямство, не вредительство ли?

Но мы снова на фронт, на который работала тогда вся страна, добывал уголь Ростислав Фуклев, золото — Павел Отто. Где были тогда большинство их ровесников — ровесников Октября.

«При Рокоссовском», — так говорит об остальных своих, после госпиталя, фронтовых днях Константин Петрович Гуц.

Когда вывез Гуца в 42-м санитарный эшелон из сталинградского пекла, ему повезло. Шел он в Сибирь через Златоуст. Здесь, на родной станции, Гуц и упросил оставить. Дома ведь и стены помогают. Кто его знает, верна ли поговорка, если он только через десять месяцев выполз из госпиталя — с покалеченной ногой и инвалидностью второй группы. Вскоре назначили его заведующим военным отделом райкома партии.

И все-таки летом 43-го он снова был в действующей армии. Конечно, по повестке его бы не взяли — инвалид. По личному заявлению. Формировался Уральский добровольческий танковый корпус. А он же танкист! Как медкомиссию прошел с искалеченной ногой?

— Ну уж прямо-таки Маресьев, — не согласился он в беседе. — У него ног не было, а у меня обе целы. А на медкомиссию без палочки явился, хотя и… Так рассудил: в танке обузой не буду.

Накануне Курской битвы оказался лейтенант Гуц в расположении Челябинской танковой бригады. А вот в бой пошел не с земляками. Стоял по соседству 1-й Донской гвардейский танковый корпус, а оказалось, что тот самый, в котором «переквалифицировался» из кавалериста в танкисты. Пока лежал по госпиталям, его боевые товарищи заслужили гвардейское знамя и почетное звание «Донской». Переманили они его, добились перевода. С ними и прошел он от Орла до Ростока.

Донской гвардейский именовался отдельным, в танковые армии не входил, подчинялся непосредственно командованию фронтом, был в его резерве. «При Рокоссовском», — поясняет Константин Петрович. Прославленный маршал корпусом дорожил, и когда его переводили с фронта на фронт, добивался и перевода Донского гвардейского.

Резерв командования фронтом. Потому и столь извилист боевой путь гвардейцев. Бросали корпус туда, где было жарче всего, где решалась судьба операции.

На Курской дуге гвардейцы-танкисты участвовали в операции «Кутузов», громили гитлеровцев на Орловском выступе.

Операция «Багратион» — освобождение Белоруссии. Здесь гвардейцы Донского отличились при окружении основных сил гитлеровской группы армий «Центр».

— В фильме «Освобождение» прямо-таки о нас снимали. Там, где танки через болото пробивались. Конечно, тонули. Но появились там, где гитлеровцы никак не ждали. В кольцо замкнули более пятидесяти тысяч. Они-то и шли на «параде» в Москве 17 июля 1944 года.

Памятью об освобождении польского народа на груди ветерана орден «Крест Храбрых» и медали «За вольность», «За Одер, Нейсе и Балтику» — польские боевые награды.