Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

И вот у меня в руках однотомник Юрия Олеши. В который раз перечитываю знакомые строки: «В мире было яблоко. Оно блистало в листве, легонько вращаясь, схватывало и поворачивало с собой куски дня, голубизну сада, переплет окна. Закон притяжения поджидал его под деревом, на черной земле, на кочках. Бисерные муравьи бегали среди кочек. В саду сидел Ньютон» [93] Олеша Ю. Повести и рассказы М., 1965. С.263 . «Вы, кажется, сегодня летали, студент? — так спросил магистр. … Вы, кажется, сегодня летали, молодой марксист?» [94] Олеша Ю. Повести и рассказы…С. 273 Но вот перелистываю несколько страниц. Изысканная проза сменяется газетными штампами: «История нашей страны за последние годы — история небывалых успехов на хозяйственном и культурном фронте — есть в немалой степени выражение деятельности молодежи … Внимание, которое партия и правительство уделяет молодежи, вызывает бурный ответ» [95] Там же. С. 311 . Заметим: это не статья в «Правде», а рассказ! То ли какой-то «кот Мурр» умудрился вставить в книгу свои творения, то ли издатели перепутали произведения двух разных авторов, талантливого писателя и посредственного журналиста, и напечатали их под одной фамилией? Кто так зло подшутил над автором «Зависти» и «Трех толстяков»? Кто перепутал страницы? Увы! Они написаны одним автором.

К сожалению, в советское время низкого качества многих произведений Олеши старались не замечать, так как существовала традиция, согласно которой писателя, занявшего в литературе определенное место, не полагалось строго критиковать. Считалось, что все, чего коснулось перо мастера, ценно и не подлежит пересмотру, и если тот же Олеша создал такие шедевры, как «Цепь» и «Любовь», то и «Комсорг», «Эжен Даби», «Туркмен» и т. п. также, если не шедевры, то уж, во всяком случае, вещи замечательные.

Но если художественную слабость многих произведений Олеши, как правило, игнорировали, то тот факт, что в последние 30 лет своей жизни Олеша писал очень мало, все же привлекал внимание многих. Как правило, тот факт, что все творческое наследие Олеши легко умещается в двух томах, объясняли фантастической требовательностью писателя к себе, к своей работе. Он, де, подолгу «шлифовал» каждую страницу и т. д. (этой точки зрения придерживались И. Глан, Э. Казакевич, В. Ардов, П. Марков, А. Аборский и др. [96] См. Воспоминания о Ю.Олеше. М., 1976. Эта версия представляется мне крайне неубедительной, так как трудно найти другого писателя, у которого бы было больше «недоделок», чем у Олеши. После 1931 года Олеша не «отшлифовал» ни одного своего произведения. На мой взгляд «Ни дня без строчки» — вообще вещь «сырая». Чего там только нет: от заготовок для автобиографии до сюжетов ненаписанных повестей, рассказов, пьес. Какая уж тут «шлифовка». Кроме того, рассказы-очерки, которые Олеша писал в тридцатые-сороковые годы, можно рассматривать в лучшем случаи как заготовки для рассказов. Не далеко от этой версии ушел и В.Б. Шкловский [97] См. Там же. С. 295–302 . С его точки зрения, Олеша, якобы, всю жизнь искал новые формы в литературе. Результатом этих поисков и явилась книга «Ни дня без строчки». То, что эта версия явно «притянута за уши» становится очевидно, если мы вспомним, что не кто иной, как сам Шкловский при помощи О.Г. Суок-Олеши (вдовы писателя) и М. Громова придал архиву Олеши порядок и собрал часть его дневниковых записей в» Ни дня без строчки». Да и сам Олеша вовсе не считал свою прозу новаторской: «То, что я могу делать по пять-шесть записей в день, ничего не доказывает. Они ничем не объединены …это настолько же трудно, насколько и неценно [98] Олеша Ю.К. Литературные дневники.// Знамя. 1998. N 7 С. 160 .

Версию В. Катаева, объяснявшего творческий «взлет» и «падение» Олеши неразделенной любовью, целесообразней оставить фрейдистам [99] См. Катаев В. Алмазный мой венец.// Собрание сочинений в 10 томах. М., 1984. Т.7 . Иное дело гипотеза, которую мы смело можем назвать социологизаторской. Возникла она еще в советское время. Среди ее создателей следует отметить Е. Габриловича и А.Белинкова. Причем, если Габрилович высказал свою версию с помощью намеков и остался вполне в цензурных рамках [100] См. Воспоминания о Ю.Олеше…С.138-141 , то книга Белинкова «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша.» в то время представляла из себя вещь крамольную. Но что интересно: Белинков, несмотря на свои, вроде бы антикоммунистические взгляды, очевидно, полностью усвоил то отношение к литературе, которое ему должны были привить (и привили) еще в школе, то есть концепцию Белинского — Чернышевского — Добролюбова — Писарева: художественное произведение тем лучше, чем больше его социальная значимость, талант же имеет второстепенное значение. Эту концепцию Белинков исповедовал (именно исповедовал!) очевидно, нисколько в ней не сомневаясь: «Из-за чего возникает конфликт поэта и общества? Из-за того, что поэт по своим физиологическим и профессиональным свойствам и обязанностям наблюдает за обществом, видит, каково оно, и рассказывает о том, что видит. Общество же не хочет, чтобы рассказывали о том, как оно отвратительно.» [101] Белинков А. Яйцеживородящая проехидна.// Новое время. 1995. N 4 С.45 Олеша не решился вступить в такое противостояние и предпочел стать заурядным советским писателем, забыв, что «главное назначение искусства — говорить правду [102] Белинков А. «Другие были еще хуже…» // Юность. 1992. N 2 C. 80 .» Согласиться с этим тезисом — значит подменить живопись фотографией, а литературу публицистикой.

Прошли годы, не стало советской власти, а авторитет критиков-демократов XIX века заметно пошатнулся, но социологизаторская гипотеза только окрепла. В десятом номере журнала «Знамя» за 1996 год и в седьмых номерах «Знамени» и «Дружбы народов» за 1998 была опубликована часть не печатавшихся ранее дневников Олеши. Публикации были снабжены предисловиями и комментариями Виолетты Гудковой. Суть позиции Гудковой такова: талантливый писатель Олеша не писал (вернее, писал, но неважно) ибо «Вся литературная жизнь Олеши уместилась в том промежутке отечественной истории, когда о свободном писательстве не могло быть и речи» [103] Гудкова В. О дневниковой прозе Ю. Олеши // Знамя. 1998.N 7 С. 177 . Позволю себе напомнить, что в период «апогея тоталитарного режима» работали Булгаков и Платонов, Заболоцкий и Зощенко, Шолохов и Паустовский.

Гудкова продолжает: «Дневники Олеши стали его способом ухода в неподцензурную литературу» [104] Там же. С. 177 . В том, насколько далеки дневники Олеши от настоящей литературы может убедиться любой читатель. Впрочем, к дневниковой прозе Олеши я еще вернусь на страницах этой работы.