Сигизмунд Кржижановский - Прозёванный гений

Тут позволю себе не согласиться. По-моему, очень даже существенно то, что семьдесят лет спустя столь точно помнятся впечатления, казалось бы, мимолётные, на жизнь моего корреспондента не повлиявшие. Ведь рассказанное им совершенно согласуется с воспоминаниями Анны Бовшек „Глазами друга“, которые ещё не были опубликованы, когда писалось письмо.

Артистка таировского Камерного театра Г.С.Кириевская на вопрос о Кржижановском тут же вспомнила, что он преподавал у них в студии. И подробно рассказала — через шестьдесят семь лет! — содержание одной из предложенных им студийцам тем для этюда: драматическое „жизнеописание“ обыкновенной стружки (введённое впоследствии — в двадцать седьмом году — в новеллу „Книжная закладка“, о которой Кириевская никогда не слышала).

Литературовед С.А.Макашин познакомился с Кржижановским в двадцатых годах, когда служил секретарём музыкальной редакции в издательстве „Энциклопедия“, где Кржижановский был „контрольным редактором“, то есть ближайшим помощником С.Д.Мстиславского, ведавшего всеми редакциями, готовившими статьи по литературе, искусству, философии. Издательство располагалось на Тверском бульваре, напротив Дома Герцена и по соседству с домом Е.Ф.Никитиной, хозяйкой знаменитых „Никитинских Субботников“ (кстати, в том же здании, этажом выше издательства, размещалось фотоателье М.С.Наппельбаума, сделавшего отличный портрет Кржижановского).

Начал Макашин воспоминания с детали, на первый взгляд, малозначительной.

Разница в возрасте у них с Кржижановским была почти двадцать лет, да и в „служебной иерархии“ Кржижановский стоял яамного выше, однако, если у контрольного редактора возникали вопросы по той или иной „музыкальной“ статье, он никогда не вызывал к себе Макашина телефонным звонком, а шёл — через всё здание — к нему. Деликатность не позволяла ему и намекнуть на то, что он старше и „главнее“. В издательстве он выделялся, быть может, более всего именно тем, что старался не выделяться. За исключением разве что „неофициальных“ вечеров, которые любил устраивать глава издательства О.Ю.Шмидт, — тут Кржижановский естественно оказывался в центре внимания, рассказчик он был неотразимый.

Однажды за обедом в Доме Герцена (рядом с которым Кржижановский предлагал открыть частную лавочку, торгующую темами, заглавиями, концовками и прочим дефицитным „писательским“ товаром) он представил Макашина Михаилу Булгакову, подсевшему к их столу запросто, на правах давнего, ещё киевского, знакомца. Кржижановский увлечённо рассказывал — и разыгрывал — эпизоды из сценария „Праздника святого Йоргена“, который писал для Протазанова, а Булгаков уморительно комментировал это представление. Позже — опять-таки с Булгаковым — Макашин побывал и в гостях у Кржижановского, в его крохотной арбатской „квадратуре“.

Ещё один эпизод — для меня совершенно неожиданный. Как-то в редакцию к Макашину позвонил Луначарский и сказал, что Г.В.Чичерин хочет написать в „Энциклопедию“ статью о Моцарте. Правда, до буквы „М“ изданию ещё далеко, но упускать такую возможность ни в коем случае нельзя. Заказ тут же был сделан.

Однако статья не получилась, замысел Чичерина не умещался в несколько отведённых для него страниц, работа разрослась в известную ныне книгу.

Каждую новую порцию написанного Чичерин передавал Макашину, а тот — как повелось с первого же фрагмента — контрольному редактору Кржижановскому, который, осторожно касаясь текста, делал его жёстче и острее, бережно сохраняя эмоциональность авторского письма, уточнял факты и даты, не пользуясь при этом никакими книгами — только своей необъятной памятью, и всё это — без тени неудовольствия, что приходится заниматься делом, не имеющим отношения к служебным обязанностям. Так он и отредактировал всю чичеринскую рукопись…

Искусствовед Н.М.Молева, родственница, вернее — свойственница Анны Гавриловны Бовшек, знавшая в отрочестве Кржижановского и написавшая воспоминания о нём, упомянула как-то в нашей беседе, что в сороковых годах, когда заболела — начала слепнуть — её бабушка и требовалась срочная операция, какую мог сделать только В.П.Филатов в своей одесской клинике (куда было не попасть), Сигизмунд Доминикович дал им письмо к Филатову — и оно „сработало“ безотказно. Такое отношение знаменитого врача к незнаменитому писателю осталось для семьи Молевых загадочным.

Разгадка — в письме Кржижановского к жене от четырнадцатого июля 1938 года, где рассказывается о визите на дачу к композитору Василенко, дружба с которым длилась уже лет десять. „…Василенки угостили меня великолепным, со льда, квасом и гениальным, с пылу, с жару, Филатовым. Сперва Владимир Петрович несколько косился на меня, говорил, как сквозь стену, но не то третий, не то четвёртый мой парадокс заставил его распахнуть двери.

Кончилось тем, что он увёл меня к себе в комнату и читал свои стихи, робко и взволнованно, как ученик. Взял с меня слово, что я приеду ещё и что мы вообще будем видеться…“

Столь же памятны оказались впечатления, оставленные встречами не с самим Кржижановским, а с немногими прижизненно опубликованными его сочинениями.

Филолог и теоретик литературы М.Л.Гаспаров лет в шестнадцать прочитал две новеллы Кржижановского в имажинистском журнале „Гостиница для путешествующих в прекрасном“ (1923–1924, ЉЉ 3–4) и уже не мог забыть этого писателя. Много лет спустя, обнаружив в ЦГАЛИ его архив, прочитал и перечитал почти всё, что там собрано. А на выход книги „Воспоминания о будущем“ откликнулся рецензией („Октябрь“, 1990, Љ 3) — замечательной, по-моему, характеристикой творчества Кржижановского.

Литературовед З.С.Паперный припомнил его статьи о Чехове, прежде всего — о чеховском юморе („Чехонте и Чехов. Рождение и смерть юморески“, „Литературная учёба“, 1940, Љ 10), и посетовал, что чеховеды почему-то никогда на них не ссылаются. А заодно поинтересовался у автора этих строк, известно ли ему, автору, что одна из острот, числящаяся светловской, на самом деле принадлежит Кржижановскому (он даже спрашивал о ней у Светлова, и тот подтвердил, что — „чужое“; однако впоследствии художник А.Игин „узаконил“ ошибку в своих мемуарах).

Поясню, о чём речь, строками мемуарного очерка А.Арго о Кржижановском — „Альбатрос“: „Делал он доклад о Шекспире и высказывал при этом отнюдь не новую мысль насчёт бессмертия гениев человечества, которое в том и заключается, что каждое новое человеческое поколение черпает из их творений новое содержание, как бы говоря своим предкам: „Вы не так его понимали, а вот мы его поняли по-настоящему!“ В этом месте Сигизмунд Доминикович пожал плечами и развёл руками: „В сущности говоря, что такое вопросительный знак?