Иван Уханов - Каменный пояс, 1974

Солнце в самом зените. Жарища…

Отобедав, лежим в тени берез. Соленый пот пощипывает тело, белеет пятнами на сброшенных тут же рубахах. Звеньевой, дядя Влас, доволен: успели наметать сена больше, чем в прошлые дни.

После еды нас клонит ко сну. А мальчишки скачут уже на лошадях с водопоя. Обгоняют друг друга.

Сейчас дядя Влас скажет, что пора брать в руки вилы…

Но видим: лицо мальчишки, прискакавшего первым, в смертельном страхе.

— Дядя Влас!.. Поле-то ваше коровы потравили!

Дядя Влас вскакивает.

— Бросьте шутить, шельмецы!

— Правда, дядя Влас, потравили!

Дядя Влас вскочил на лошадь и ускакал. Часа три его ждали… Принялись за работу одни.

…Под осень сорок четвертого года батальон, где служил Гончаров Влас Матвеевич, спешно окапывался на хлебном поле.

— Окопы чтоб в полный рост, — командовал взводный. — Супротив танков стоять придется!

Солдаты спешили. И когда, закончив работу, сели перекурить, Влас Матвеевич приметил, что ячмень на поле особенный, голозерный, как пшеница. Такого отродясь не видывал. «Вот обрадовались бы в колхозе, — ни ступы, ни песта не требуется для обработки. Прямо из-под комбайна бери, хочешь кашу вари, хочешь толстые щи варгань и ешь себе в удовольствие». — С горстью колосьев он присаживался то к одной кучке солдат, то к другой, удивлялся дивной культуре… И когда показались немецкие танки, он спрятал колосья в карман гимнастерки.

А в лазарете Влас Матвеевич требовал принести гимнастерку из склада. Боялся, что мыши сожрут колосья. Спрятал их в кисет и хранил при себе до конца войны.

…Пятнадцать лет размножал он ячмень. Сначала на грядке, потом засеял участок на огороде… И вот первый гектар на колхозном поле. И вдруг эта потрава!

Вечером я зашел к дяде Власу. Не узнать его было.

— Что делать-то будете?

— Соберу остатки. Сызнова начать придется…

Комбайны заглушили в полночь. Механизаторы собрались кружком, курят. Шофер раздал жетоны за отвезенное зерно.

— Поздравьте Менщикова, он опять больше всех намолотил!

Промасленные крепкие руки друзей в поздравлении ложатся на Сашины плечи.

…Машина, груженная зерном, идет ровно. На нем, как на перине.

— И как это ты, Саша, умудряешься больше других намолачивать?

В темноте лишь белеют его зубы.

— Я ведь на комбайн-то как смотрю? Не простая это машина — завод! А я на нем — директор! Вот и приходится не только руками работать, но и головой соображать… Сочетать, как философы говорят, умственный труд с физическим.

…Совсем недавно мы встретились снова. У Саши Менщикова на груди звезда Героя Труда.

— Поздравляю, Александр Николаевич! — Смотрю ему в глаза. — Трудно в прошлую страду пришлось?

— Да как сказать? Уборка хлеба — любимая для меня работа. А коли дело душу радует — от него не устаешь. Для человека ведь трудно не то, что тяжело, а то, что не радует. Это как охота, наверное: нелегкое в общем-то занятие, да любители, говорят, хлебом не корми, дай на след зверя напасть. Сотни верст в азарте отмахает, не заметит.

А насчет результата, так, по правде сказать, я и сам не думал, что столько намолотить смогу — 120 400 центнеров! В районе еще никто столько не намолачивал. А теперь будут. Раз я сумел, то и другие смогут. Это уж точно…

Хорошо известно ленинское классическое определение основных принципов соревнования — гласность, сравнимость результатов, возможность широкого повторения опыта. Настолько известно, что любой руководитель цитирует эти слова, порой не вникая в их суть. А вникнуть не мешало бы. Например, попытаться ответить на такой вопрос: почему в реальной нашей действительности иногда отходят от этой четкой формулы? Ибо подчас ни подлинного состязания, ни сравнимости итогов нет.

Вспоминается еще одно высказывание В. И. Ленина — из письма к Инессе Арманд.

«Люди большей частью (99% из буржуазии… около 60—70% из большевиков) не умеют думать, а только з а у ч и в а ю т с л о в а.Заучили слово… Твердо. Повторить могут. Наизусть знают.

А как надо изменить его формы в новой обстановке, как для этого зановоучиться и думать надо, этого мы не понимаем».

Не так ли происходит порой со словом «соревнование»? Склоняют его сегодня на все лады. Охотно говорят о «имеющих место недостатках», в частности о формализме. А всегда ли достаточно внимательно и самокритично анализируются причины неистребимой живучести этого формализма? Всегда ли осмысливаются взаимоотношения людей, решивших вступить в трудовое соперничество? Наверное — далеко не всякий раз…

Чтобы убедиться в этом, достаточно перелистать свежие номера газет. Читаешь рассказ об успехах рабочего коллектива или одного передовика и ловишь себя на мысли: а ведь повторить подобные достижения в широких масштабах вряд ли удастся. Вот подробно описывается опыт слесаря-лекальщика, которого товарищи называют «уральским Левшой». Человек он, действительно, интересный, славу свою заслужил. Но можно ли считать его запевалой соревнования? В газете прямо подчеркивается, что редкостное мастерство этого рабочего сродни таланту крупного художника. Выходит, подняться до таких же вершин способны немногие. И если уж учиться у него, то лишь творческому отношению к труду, аккуратности, целеустремленности. Что же касается производительности труда, то следовало бы поискать другие примеры. Что ни говори, а призыв равняться на показатели «Левши» звучит как-то несерьезно.