Андрей Дашков - Наша фантастика, №3, 2001

А Джон Пирс, некогда бывший Питером Белли, обзавелся неплохим компьютером, посчитал кое-что и произвел очередное усовершенствование своего Т-джампера. Теперь диапазон действия прибора расширился аж на триста миллионов лет. Но больше никаких финансовых авантюр! Астрономия — первая и последняя его любовь.

Древние китайцы еще в IX, кажется, веке наблюдали вспышку сверхновой очень близко от нас. Да и динозавры, говорят, от чего-то подобного вымерли. А еще Джону-Питеру все больше в последнее время история нравиться стала. Компьютер у него переносной, едой, одеждой и прочими полезными мелочами он почти запасся. Ну, прошлое, держись!

Рис. А. Семякина

— Псевдоним «Г. Л. Олди» — это попытка привлечь внимание читателя красивой иностранной фамилией или просто смесь ваших имен и фамилий без всякого умысла?

— Когда у нас возникла перспектива серьезной публикации, сразу же пришлось задуматься над тем, чтобы читатель хорошо запоминал авторов. Неплохо быть Кингом — коротко и звучно. А вот Войскунского и Лукодьянова — извините, пока запомнишь…

Иное дело Стругацкие — хорошо запоминаются, потому что братья. Или же супруги Дяченко, отец и сын Абрамовы… А мы не братья, не супруги, не отец и сын…

Поэтому решили взять какой-нибудь краткий псевдоним. Составили анаграмму из имен — вот и получился Олди. Правда, после этого возмутился издатель: «Где инициалы?!» — иначе не писатель выходит, а собачья кличка. Мы-то публиковались в одном сборнике с Каттнером и Говардом, и без инициалов — как без галстука! Мы взяли первые буквы наших фамилий — вот вам и Г. Л. Олди. Ну а когда издатель совсем замучил, требуя выдумать нормальное Ф. И. О., мы на основе опорных букв наших фамилий составили имя — Генри Лайон. Ах, если б знать, во что это выльется… Олди-то запомнился, литературная мистификация пошла в полный рост, начались досужие сплетни: кто такой, откуда взялся? Если иностранец — почему цитирует Гумилева?.. Ушлый англичанин сэр Генри помалкивал, народ бурлил, а книги пописывались и почитывались. Со временем мосты сами по себе сгорели, да и издатели-читатели привыкли. Склонять начали: «Олдя, Олдей, Олдями…» Однажды, когда Дмитрий Громов брел себе в одиночестве, за спиной послышалось: «Гляди, ребята, Олдь пошел!» А ведь пошел…

— Не страшно ли вам, что вас через какое-то время будут вспоминать только как Олди, что ваши настоящие имена просто потеряются? Ведь имя для писателя — то же, что лицо для актера.

— Если имя Олди не потеряется на перекрестках времени, то чего нам страшиться? А если потеряется — тогда тем более страшиться нечего! Имя писателя: Г. Л. Олди. Это лицо актера. А имена паспортные… честное слово, мы не особо честолюбивы. В конце концов, много ли народу помнит реальные фамилии Ильфа и Петрова, например?

И потом: а на что библиографы и литературоведы? Им ведь тоже кушать хочется. Сохранят в веках как миленькие…

— Вы пишете вместе или раздельно? Трудно представить, как можно писать вдвоем и избегать несовпадений. Да и произведения ваши достаточно разноплановые.

— Работаем мы примерно так. Поначалу рождается идея. Естественно, не у двоих сразу, а у кого-то одного. Некоторое время оная идея обдумывается, и когда она приходит в выразимое словами состояние, то тот, кому она пришла в голову, приходит ко второму соавтору с бутылкой вина (двумя бутылками пива, джин-тоника, кока-колы — но ни в коем случае не водки или коньяка!) и излагает. После чего начинается долгий треп. Идея развивается, отсекаются побочные варианты, что-то меняется, возникают зачатки сюжета… Спорим много, но каждый раз довольно быстро находим устраивающее обоих решение. Генераторами идей и скептиками выступаем оба по очереди, довольно спонтанно. Весь этот треп может продолжаться от недели (минимум; это бывает редко) до двух месяцев (максимум; это бывает чаще). Но в большинстве случаев на обговаривание новой вещи уходит месяц. Повторимся: на обговаривание между собой. О сборе материала говорить долго, как долго он, родимый, и собирается. Иногда — годы. Поэтому вернемся к конкретному процессу создания текста и решим, что материал уже собран. То есть когда сформировались фантастическая, философская и моральная концепции, стал более или менее ясен сюжет, определились основные и часть второстепенных персонажей, начинается дележка.

Она проходит довольно просто: «Я хочу писать вот эту главу (часть, фрагмент)!» — «А я — эту!» Все сугубо добровольно. «Вырывания из рук» или отказов писать какой-то кусок не бывает. Никогда. Если повествование идет от разных персонажей, то каждый берет себе одного (двух) и пишет от их лица. При этом некоторые индивидуальные черты авторского языка и мышления передаются герою, а поскольку мы люди довольно разные, то и персонажи у нас разные получаются. И это, наверное, хорошо. Так, к примеру, было в «Сумерках мира». Дмитрий писал Солли, а Олег — Сигурда. Или «Маг в Законе», когда за Олегом были Рашель и Федор, а за Дмитрием — Друц и Акулька. Впрочем, это относительно, потому что мы регулярно лазаем друг к дружке в… э-э… в куски. И меняем, переставляем, чистим…

Когда заканчиваем фрагменты — обмениваемся, читаем каждый, что написал другой, правим (стилистику, опечатки, ляпы), стыкуем, снова берем по куску и пишем дальше. Когда закончен большой кусок (часть, книга романа), делаем дня на три перерыв в написании нового, распечатываем текст на принтере и еще раз оба вычитываем, вылавливая пропущенные ранее огрехи. Параллельно более подробно обговариваем следующий кусок. И снова садимся писать. Вышеуказанные процедуры повторяются достаточно регулярно до конца романа. Работаем обычно пять (редко — шесть) дней в неделю. Воскресенье — выходной.

Когда роман закончен, мы вносим последние исправления, делаем «получистовую» распечатку и еще раз оба ее вычитываем. Снова правим (сокращаем лишние абзацы и фразы, подбираем ляпы, опечатки и т. п.), после чего делается уже чистовая распечатка, которая обычно тоже вычитывается (быть может, чуть более бегло, поскольку к тому времени уже порядком надоедает читать одно и то же по шестому-седьмому разу подряд — пусть даже и себя, любимых!), вылавливаются последние «блохи» — и текст можно предлагать издателям. Вот так и работаем.

Да, кстати, когда мы пишем один роман, у нас в голове обычно висят полуоформившиеся идеи на еще одно-два-три произведения. Не все они получают в итоге развитие — но что-то впоследствии реализуется.