Виссарион Белинский - Гамлет. Трагедия В. Шекспира, перевод А. Кронеберга…

Отрывок из переведенного г. Кронебергом «Гамлета» был напечатан в одном альманахе и был разбранен в одной газете; {15}целый перевод еще больше будет разбранен. Но такое «неуважение» ничего не значит: причина его заключается, во-первых, в том, что в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»«1839 года (т. II, стр. 189–196) была напечатана статья покойного профессора И. Я. Кронеберга, и в этой статье разобран не совсем «уважительно» перевод «Гамлета» г. Полевого; во-вторых, в «Литературной газете» 1840 года (№№ 49 и 50) была напечатала статья А. И. Кронеберга (переводчика «Гамлета» и «Двенадцатой ночи» Шекспира) – «Гамлет, исправленный г-ном Полевым». После этих «уважительных» причин не все критики на новый перевод «Гамлета» должны казаться «уважительными». Для людей, которые в литературе видят не забаву в праздное время, а занятие дельное, «Гамлет» в переводе г. Кронеберга должен быть замечательным литературным приобретением. Жаль, что только от таких, слишком немногочисленных судей переводчик должен ожидать награды за свой бескорыстный, добросовестный и прекрасно выполненный труд!..

Есть на свете люди, которые утверждают, что переводить что бы то ни было, с какого бы то ни было языка – труд совершенно потерянный, не приносящий пользы ни литературе, ни обществу, и что обычай переводить способствует только тому, чтоб, не ломая себе головы, пускать в продажу готовые чужие мысли. По мнению этих людей, только два способа передачи книг с одного языка на другой, бывшие в употреблении у древних, могут быть терпимы. Первый способ: переводы подстрочные, в которых язык, употребленный для толкования, совершенно приносится в жертву буквальности, так что в переводной фразе часто не бывает и смысла: ее нельзя понять без подлинника. (Хорош перевод, которого нельзя понять без подлинника! Кому же он нужен?) Второй способ: усвоивать себе чужой вымысел, чужой ум, чужие идеи посредством парафраза: овладевать мыслями подлинника и рассказывать их по-своему, пропуская, что не нравится, и прибавляя, что взбредет в голову, – короче, поступать так, как поступали поэты древней Италии, которые «с большим наслаждением крали у греческих образцовых поэтов мотивы музыки и мысли», и как поступают новейшие наши поэты, переделывающие чужие романы и комедии в фантастические рассказы и разного рода драматические представления, – те самые поэты, о которых в старину певалось, хоть и не очень красно, да метко, таким образом:

Никаких других переводов вышереченные люди не допускают, основываясь на том, что доныне нет будто бы ни одного перевода, который можно было бы читать по прочтении подлинника {17}. Все это очень глубокомысленно и остроумно; жаль только, что эти люди забыли, что переводы преимущественно назначаются для не читавших и не имеющих возможности читать подлинника, а главное, что на переводах произведения литературы одного народа на язык другого основывается знакомство народов между собою, взаимное распространение идей, а отсюда самое процветание литератур и умственное движение; забыли, что если б мы доныне держались методы выдаванья произведений иноземных литератур и за свои, в искаженном виде, то не только не имели бы понятия, например, об английской и французской литературе, а следовательно, и об Англии и Франции, но и самая наша литература была бы теперь чем-то таким, чего нельзя было бы назвать литературою… Но что до всего этого означенным людям! Им надобно было во что бы ни стало доказать, что те, которые переделывают и даже поправляют Шекспира для театра, – совершенно правы, а те, которые усиливаются переводить его для словесности трудолюбиво и добросовестно, сохраняя смысл и дух подлинника, – занимаются пустяками, делают «дело, противное логике, природе и физической возможности (!!!)» {18}, – и вот они усиливаются поддержать свой парадокс всеми правдами и неправдами, приводят даже насильственно притянутые примеры из древних, забывая, что говорят такие вещи, которых доказать невозможно никакими примерами… Переводить поэтические произведения есть «дело, противное логике, природе и физической возможности», – как вам это покажется? Что же после этого бессмертный труд Гнедича – перевод «Илиады», которому поэт посвятил целую жизнь? – Да ничего! совершенные пустяки! «дело, противное логике, природе и физической возможности!» {19}То же самое «Орлеанская дева» и другие переводы Жуковского из Шиллера… И все, что есть в нашей и в других литературах переведенного изящно, добросовестно и главное – верно, есть «дело, противное логике, природе и физической возможности». Само собою разумеется, что исключение остается, например, за «Гамлетом» г. Полевого, который потому и есть дело великой важности, что не переведен, а переделан, и переделан таким образом, что сам Шекспир благоговейно преклонился бы перед ним, не узнав в нем, обновленном и преисполненном красотами первостатейными, прежнего своего слабого произведения! А ведь находились люди, которые ставили в укор г. Полевому нецеремонное обращение с Шекспиром! {20}К счастию, всякому ослеплению бывает конец. Истина долго блуждала меж нами незримая, но явились «умные люди», растолковали, в чем дело, и не ясно ли теперь, как день божий, что именно в том, что ставили упреком г. Полевому, – скрывается истинная его заслуга!.. Вот так-то может быть и частенько!.. Еще недавно опрометчиво осудили мы новый труд г. Полевого – «Иванушку-дурачка» {21}, а между тем, кто знает? – Быть может, этот «Иванушка-дурачок», переделанный из русской лубочной сказки, есть еще большая заслуга г. Полевого, чем «Гамлет», переделанный из драмы Шекспира?.. Мудрено нынче становится отличать заслуги от незаслуг в русской литературе!..

Нет нужды, кажется, говорить, что новый перевод «Гамлета», сделанный г. Кронебергом (а не Кроненбергом, как пишет рецензент «Библиотеки для чтения», несмотря на то, что фамилия переводчика на заглавной странице выставлена довольно четко), не понравится людям, о которых шла речь. Да и могло ли случиться иначе, если припомним, что в 1839 году в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»«были напечатаны две статьи о «Гамлете» г. Полевого, в которых ясно, обстоятельно, неопровержимо, с указаниями на самый текст, доказано, что реченный «Гамлет, принц Датский» выдан за шекспировского ради одной остроумной шутки, а в самом деле сочинен самим г. Полевым. Под статьями стояла подпись фамилии, которую читаем теперь на новом переводе «Гамлета». (Первая из них принадлежала покойному профессору Харьковского университета Кронебергу, посвятившему всю жизнь на изучение Шекспира, вторая – сыну его, А. И. Кронебергу, нынешнему переводчику «Гамлета» {22}.) Еще менее удивимся мы нерасположению реченных людей к новому переводчику, если вспомним точку зрения, с которой смотрят они на переводы вообще. Ведь на что ни посмотри, как на «дело, противное логике, природе и физической возможности», – покажутся такие чудеса, что и сказать страшно!..