Светлана Алексиевич - Чернобыльская молитва

Вы просили рассказать о первых днях... На Украине - тревога, а у нас в Беларуси все спокойно. Посевная в разгаре. Я не прятался, не отсиживался в кабинетах, а мотался по полям, лугам. Пахали, сеяли. Вы забыли, что до Чернобыля атом называли мирным тружеником, гордились: живем в атомной эре. Атомного страха не помню... Ну, что такое - первый секретарь райкома партии? Обычный человек с обычным институтским дипломом, чаще всего инженера или агронома. Кто-то окончил еще высшую партийную школу. Я знал о радиации то, что нам успели рассказать на курсах гражданской обороны. Там я не слышал ни слова о цезии в молоке, о стронции... Мы везли молоко с цезием на молокозаводы. Сдавали мясо. Косили сорокакюрийную траву. Выполняли планы... Я их выколачивал. Планы с нас никто не снимал...

Один штрих... О том, какие мы были тогда... В те первые дни люди испытывали не только страх, но и подъем. Я - человек, у которого отсутствует инстинкт самосохранения. (Подумав.) Сильно развито чувство долга... У меня на столе лежали десятки заявлений с просьбой: "Прошу направить в Чернобыль". Добровольцы. Чтобы вы там ни писали, но был он, советский характер. И был он, советский человек. Что бы вы ни писали...

Приезжали к нам ученые, они спорили до крика. До хрипоты. Подхожу к одному: "Наши дети в радиационном песке копаются?" А он мне в ответ: "Паникеры! Дилетанты! Что вам о радиации известно? Я - ядерщик. Вот произошел атомный взрыв. Через двадцать минут я ехал к эпицентру на уазике. По плавленной земле. Что вы панику поднимаете?" Я им верил. Я вызывал к себе в кабинет людей: "Братцы! Я убегу, вы убежите. Что люди о нас подумают? Скажут, что коммунисты дезертировали?" Если не убеждал, словами, чувствами, действовал иначе: "Ты патриот или не патриот? Если нет - клади на стол партбилет. Бросай!" Некоторые бросали...

Что-то стал подозревать... Заключили мы договор с Институтом ядерной физики на обследование наших земель. Они берут траву, берут пласты чернозема и везут туда, к себе в Минск. Проводят там анализы. А потом звонят мне: "Организуйте, пожалуйста, транспорт, чтобы забрать вашу почву назад". - "Вы что, шутите? До Минска четыреста километров... - у меня трубка из рук чуть не выпала. - Везти землю назад?" - "Нет, не шутим, - отвечают мне. - У нас эти пробы по инструкции подлежат захоронению в могильнике, в подземном железобетонном бункере. Со всей Беларуси к нам везут. За месяц имеющуюся емкость до отказа заполнили". Вы слышали? А мы на этой земле пашем, сеем. На ней наши дети играют... С нас требуют планы по молоку и мясу. Из зерна гнали спирт. Яблоки, груши, вишни шли на соки...

Эвакуация... Если бы кто-нибудь посмотрел сверху, подумал бы, что началась третья мировая война... Одну деревню вывозят, а другую предупреждают: эвакуация через неделю! И всю эту неделю там скирдуют солому, косят траву, копаются на огородах, дрова колют... Жизнь как жизнь. Люди не понимают, что происходит. А через неделю их увозят на военных машинах... Совещания, командировки, накачки, бессонные ночи. Столько всего было. Возле горкома партии в Минске, помню, стоит человек с плакатом: "Дайте народу йода". Жарко. Он в плаще...

(Возвращается к началу нашего разговора.)

Вы забыли... Тогда... Атомные станции - это будущее... Я не раз выступал... Пропагандировал... Я был на одной атомной станции: тихо, торжественно. Чисто. В углу - красные знамена и вымпелы "Победитель социалистического соревнования". Наше будущее...

Я - человек своего времени... Я - не преступник..."

Владимир Иванов, бывший первый секретарь Славгородского райкома партии

Монолог защитника советской власти

"Что вы тут записываете? Кто вам разрешение дал? Фотографируете... Уберите свою цацку... Сховайте. А то разобью. Понимаешь ты, приехали... Мы живем. Страдаем. А вы людей с толку сбиваете... Бунтуете... Выпытываете не то, что надо. Нет сейчас порядка! Порядка нет! Понимаешь ты, приехали... С магнитофоном...

Да, я защищаю! Я советскую власть защищаю. Нашу власть. Народную! При советской власти мы были сильными, нас все боялись. Весь мир на нас глядел! Кого трясло от страха, кто завидовал. Б...ь! А что теперь? Сейчас? При демократии... "Сникерс" и маргарин залежалый к нам везут, ношеные джинсы, как туземцам, которые недавно с дерева слезли. С пальмы. За державу обидно! Понимаешь ты, приехали... Такая была держава! Б...ь! Пока Горбачев не взлетел... На царство... Черт с метиной! Горби... Горби действовал по их планам, по планам цээр-у... Что вы мне тут доказываете? Понимаешь ты... Они Чернобыль взорвали... Цэрушники и демократы... Я в газетах читал... Не взорвался бы Чернобыль, держава бы не рухнула. Великая держава! Б...ь! Понимаешь ты... Булка хлеба при коммунистах стоила двадцать копеек, а сейчас две тысячи. Я за три рубля покупал бутылку... Еще на закуску хватало... А при демократах? Распродали все! Заложили! Наши внуки не рассчитаются...

Я - не пьяный, я - за коммунистов! Они были за нас, за простых людей. Сказок мне не надо! Демократия... Свободный человек... Б...ь! А помри этот свободный человек, его похоронить не на что. У нас померла бабка. Одинокая, без детей. Два дня бедная в хате лежала... В старой фуфайке... Под образами... Гроб не могли купить... Стахановка когда-то, звеньевая. Мы два дня не выходили в поле. Митинговали. Б...ь! Пока председатель колхоза не выступил... Перед народом... И не пообещал, что теперь, когда помрет человек, колхоз выделяет бесплатно: деревянный гроб, труну, по-нашему, теленка или поросенка и два ящика водки на поминки. При демократах... Два ящика водки... Бесплатно! Бутылка на одного мужика - пьянка, полбутылки - лечение... Нам от радиации...

Почему вы это не записываете? Мои слова. А записываете только то, что вам выгодно. Людей с толку сбиваете... Бунтуете... Политический капитал нужен? Карманы долларами набить? Мы тут живем... Страдаем... А виноватых нету! Назовите мне виноватых! Я за коммунистов! Они вернутся и тут же найдут виноватых... Б...ь! Понимаешь ты, приезжают... Записывают..."

(Фамилию не назвал)

Монолог о том, как два ангела встретили маленькую Оленьку

"У меня есть материал... Семь лет собирала - газетные вырезки, свои заметки. У меня есть цифры. Я вам все отдам... Я никогда уже не отойду от этой темы, но сама написать не смогу. Я могу бороться: организовывать демонстрации, пикеты, добывать лекарства, навещать больных детей, - но не писать. Возьмитесь... А у меня самой столько чувств, что я с ними не справлюсь, они меня парализуют. Чернобыль имеет уже своих сталкеров... Своих писателей... Но я не хочу войти в круг тех, кто эксплуатирует эту тему. Если писать честно? (Задумывается.)

Тот апрельский теплый дождь... Семь лет я помню этот дождь... Дождинки скатывалисть, как ртуть. Говорят, что радиация бесцветная? Но лужи стояли зеленые или ярко-желтые. Соседка шепотом сообщила, что по радио "Свобода" передали об аварии на чернобыльской атомной станции. Я не придала этому никакого значения. Абсолютная уверенность, что если бы что-то серьезное, нас бы оповестили. Есть специальная техника, специальная сигнализация, бомбоубежища. Нас предупредят. Мы были в этом уверены! Все учились на курсах гражданской обороны. Я сама там проводила занятия... Но вечером того же дня соседка принесла какие-то порошочки. Дал их ее родственник, объяснил, как принимать (он работал в Институте ядерной физики), но взял слово, что она будет молчать. Как рыба! Как камень! Особенно он боялся разговоров и вопросов по телефону...