Герберт Уэллс - Будущее нашего мира. Процветание или гибель?

Образно выражаясь, Уэллс завис между небом и землей. Состояние, скажем прямо, трагическое. Особенно накануне смерти, ухода в вечность. По работе Уэллса видно, что писатель не может обрести покой, мечется, пытается за отведенные ему месяцы постичь что-то самое главное, чего он почему-то не постиг за предыдущие десятилетия. Святые в христианской церкви говорили, что размышления о смерти в течение жизни – залог истинной мудрости человека [42] См.: Святитель Игнатий Брянчанинов. Слово о смерти (1862 г.). . У английского писателя ни в юности, на даже в зрелые годы времени на размышления о смерти не оставалось. Он думал о человечестве, он был уверен в своей способности сделать человечество счастливым и без остатка посвящал себя «проектированию будущего». В предисловии к данной работе Уэллс честно признается: «Смерть всегда волновала автора лишь в той степени, чтобы успеть привести все его счета и завещательные документы в должное состояние».

Чем-то мне последние месяцы английского писателя напоминают конец жизни русского писателя Льва Толстого. Он также годами думал о всем человечестве, на размышления о смерти времени не оставалось. Из жизни уходил в метаниях и бесконечных сомнениях.

В последней работе проявляется непоследовательность писателя. С одной стороны, он демонстрирует разочарование в рационализме и материализме. С другой стороны, мы видим неожиданное возвращение к тем рационально-материалистическим идеям, которые он воспринял еще в начале своего жизненного пути. Его наставником и учителем был знаменитый Томас Хаксли (1825–1895) – английский зоолог, член и президент Лондонского королевского общества, популяризатор науки и защитник эволюционной теории Чарльза Дарвина. Хаксли был более ярым дарвинистом, чем сам Чарльз Дарвин, поэтому английского зоолога называли «Бульдогом Дарвина». Герберт Уэллс, обучаясь премудростям биологической науки у Хаксли, стал правоверным дарвинистом. Его дарвинизм не очень бросался в глаза, когда Уэллс был в расцвете своих творческих сил, но вот в работе «Разум на конце натянутой узды» он очень подробно раскрывает такие аспекты дарвинизма, как теория эволюции, борьба видов, естественный отбор, стадии превращения обезьяны в Homo sapiens. Читаем:

«Приспособиться или погибнуть всегда являлось непреложным законом жизни…»

«Группы или совокупности отдельных особей возрастают не только в числе, но и в размерах. Идет междоусобная борьба за существование. Более крупные совокупности или отдельные особи устраняют меньших и потребляют все больше и больше. Запасы их пищи истощаются, и возникают новые формы, способные потреблять материал, который более примитивные не были приспособлены усваивать.»

«Для Человека нет другого выхода, кроме как двигаться круто вверх или круто вниз. Приспособиться или погибнуть – вот, как всегда, неумолимый императив природы».

И еще много других пассажей в том же духе дарвинизма. Несколько пугает фанатичная уверенность Уэллса в правоте дарвинизма: «В огромном количестве накопленных фактов ни разу не попадается ни одного, который бросил бы тень сомнения на то, что до сих пор называют «теорией» органической эволюции. Несмотря на яростные отрицания набожных людей, ни один рациональный ум не может подвергнуть сомнению неопровержимую природу эволюции». Следует признать, что такой уверенности не было даже у самого Чарльза Дарвина [43] См.: Катасонов В. Лжепророки последних времен. Дарвинизм и наука как религия. – М.: Кислород, 2017. .

Нет, все-таки нам Уэллс гораздо более интересен как писатель-фантаст и даже как «проектировщик будущего», чем как пересказчик сомнительных догматов дарвинизма.

Если бы Уэллс попытался начать свою творческую жизнь с написания подобного трактата, думаю, что вряд ли он смог бы найти достаточное количество почитателей как среди любителей литературы, так и среди любителей науки. Увы, работа отражает творческий закат знаменитого Уэллса. Но данное эссе не может не представлять интереса для тех, кто хочет понять метаморфозы великих, гениальных людей.

Свои размышления по поводу эссе Уэллса хочу дополнить мыслями нашего соотечественника Игоря Сикорского (1889–1972). Мы его знаем как знаменитого авиаконструктора. Но он также писал работы философско-богословского характера (с позиций православия). Наиболее известная и крупная из них – «Невидимая борьба» (Invisible Encounter), вышедшая в США на английском языке в 1947 году [44] Igor Ivan Sikorsky. The Invisible Encounter: A Plea For Spiritual Rather Than Material Power as the Great Need of Our Day. Charles Scribner’s Sons; First edition (January 1, 1947). В настоящее время книга переведена на русский язык и с ней можно познакомиться в Интернете по ссылке: https://www.fatheralexander.org/booklets/russian/nevidimaia_ borba_sikorskij.htm . Игорь Сикорский был современником Герберта Уэллса, следил за его творчеством. И оставил некоторые свои комментарии по поводу ряда работ, в том числе обсуждаемого нами эссе «Разум на конце натянутой узды».

Игорь Иванович констатирует, что примерно с конца 1930-х годов Уэллса уже не узнать: прежний оптимист превратился в пессимиста и апокалиптически настроенного писателя (хотя, конечно, будучи материалистом, Уэллс не относился к последней книге Священного Писания «Апокалипсис» серьезно): «В последующие годы взгляды Уэллса коренным образом переменились. Вместо обнадеживания и оптимизма в них проявились мрачность и пессимизм». Апогеем этого пессимизма, как отмечает И. Сикорский, явилась работа «Разум на конце натянутой узды». Она, как пишет Игорь Иванович, «стала последним посланием этого великого человека всему человечеству. В предисловии Уэллс пишет: “Если таковы основы, то ему (Герберту Уэллсу) нечего больше сказать и никогда не будет чего сказать”».

Не разделяя атеистического мировоззрения Уэллса, Игорь Сикорский ни в коей мере не умаляет способностей англичанина предсказывать будущее и считает, что к его прогнозам следует относиться очень серьезно: «Пророчества Герберта Уэллса, как и любого другого человека, могут быть ошибочны. Однако очень многие его предсказания сбылись с удивительной точностью. Поэтому нельзя оставить без внимания и это его пророчество, учитывая и ту мрачную серьезность, с которой оно было сделано».

Сикорский задает вопрос: «Какой же вид угрозы почувствовал Герберт Уэллс, пользуясь своей исключительно проницательной и острой интуицией?» И отвечает за англичанина, который подошел очень близко к ответу на этот вопрос, но озвучить его не решился даже в своей последней работе. Игорь Иванович помогает англичанину сформулировать эту самую страшную угрозу: «Я убежден, что Уэллс осознал и понял, что радикальный материализм безнадежен и что впереди его ожидает трагическое и полное крушение. Этот верный вывод сопровождается ещё и осознанием того, что радикальный материализм, стремясь к неограниченной и полной власти над судьбой человечества, заставил его признать трагичный исход таких событий. Как неверующий, он не имел доступа к Божественному руководству. Следовательно, он с желанием, одержимостью и отчаянием исследовал возможности только человеческого, материалистически настроенного интеллекта в поисках средств предотвращения надвигающейся страшной катастрофы. И, рассматривая возможности только человеческого разума и интеллекта, он пришел к правильному выводу, что из сложившейся ситуации нет выхода. Это – конец».