Вадим Трубников - Крах «Операции Полония» 1980–1981 гг.

Таким образом, можно констатировать, что к 1978 г. оба главных рычага для дестабилизации социалистической Польши — рычаг экономический, находящийся непосредственно в руках правящих кругов США и их союзников по НАТО, и рычаг политический в виде достаточно широкой и централизованной подпольной сети — были вчерне готовы и могли быть задействованы синхронно и целенаправленно в нужный момент.

Грозный призрак тяжёлых экономических и политических потрясений и народных бедствий вырисовывался все явственнее.

Понимали ли все контрреволюционные активисты, что запланированный взрыв в ПНР, дестабилизация её общественной и экономической жизни, разрушение хозяйственного потенциала страны, внесение нужды и лишений в каждую польскую семью выгодны лишь империалистическому Западу?

Знали ли эти люди, что заокеанские стратеги вовсе не собирались помогать созданию «процветающей и великой Речи Посполитой»? Что им было нужно ослабленное, находящееся в состоянии хронического кризиса польское государство? Верили ли те, кто постоянно твердил о «более динамичном обществе» для поляков, в то, что империализм будет помогать им создавать такое общество, буквально засыплет страну займами и кредитами, — и все это для того, чтобы в центре Европы, как похвалялся Валенса, возникла «вторая Япония»?

Но совершенно очевидно, что контрреволюционные вожаки — люди достаточно политически искушённые — с самого начала отдавали себе отчёт в том, как обстоит дело в действительности (россказни и сказочки были предназначены для «простонародья»). Разумеется, они твёрдо знали, чего хотят. А хотели они получить свои «тридцать сребреников» — министерские посты, роскошь и миллионы в западных банках [37]. Они твёрдо знали, что получат их в случае успеха «операции Полония». Что же касается народа, страны в целом, то их благо было этим людям, погрязшим в корысти и амбициях, безразлично [38].

Достаточно привести рассуждения Валенсы. «Я всегда был по своей натуре предводителем наподобие барана, который ведёт отару овец, или быка, возглавляющего стадо, — говорил он в беседе с корреспондентом западногерманского журнала «Штерн» в начале 1981 г. — Людям тоже нужен такой бык, иначе стадо разбредётся и сожрёт чужую траву, которую найдёт по пути, и ни одна скотина не пойдёт в нужном направлении». Венский журнал «Критишес кристентум» («Критическое христианство») в своём майском номере за 1983 г. даёт дополнительные штрихи к портрету Валенсы. Во время его интернирования (с декабря 1981-го по ноябрь 1982 г.), как сообщает журнал на основе рассказов людей, встречавшихся тогда с Валенсой, главное, что его больше всего беспокоило, — это судьба личного капитала, находящегося на Западе. Как известно, в 1980–1981 гг., когда Валенса был главой «Солидарности», он получил много призов, премий и других наград, присуждённых ему всякого рода западными организациями и фондами. В целом набралась кругленькая сумма — свыше миллиона долларов. Не без оснований парижская газета «Фигаро»» 16 декабря 1982 г. назвала бывшего лидера «Солидарности» «самым богатым человеком в Польше». И временно интернированный (после 13 декабря 1981 г.) «рабочий лидер» много размышлял над тем, в какие западные банки надёжнее и с большей выгодой поместить свои деньги. Предложение Ватиканского банка, сообщает «Критишес кристентум», положить этот миллион в его сейфы из расчёта 15 процентов годовых (150 тыс. дол. ежегодного дохода) Валенсу вначале не устроило, ибо он слышал, что в США учетная ставка финансовых учреждений — 20 процентов. Не должно же быть так, цитирует журнал брошенную в сердцах откровенную фразу Валенсы, чтобы многим «весь тот балаган пригодился больше», чем ему самому (под «балаганом» он подразумевает драматические события 1980–1981 гг.).

Вот они, движущие мотивы «борьбы за справедливость»; вот она, истинная цена предательства собственного народа.

Как раз в 1976 г., когда полным ходом шло формирование контрреволюционного подполья в Польше, в Белый дом пришёл новый «тандем»: Картер — Бжезинский. Именно Бжезинскому предстояло завершить амбициозные планы «трансформации» социализма на его бывшей родине. «Решение польской проблемы» стало одним из ключевых направлений внешней политики США.

К этому времени зависимость страны от западных кредитов, техники и технологии приближалась к критической точке. Торговый дефицит страны в обороте с Западом продолжал возрастать грозными темпами. Если за пять лет (1971–1975) Польша ввезла из развитых капиталистических стран товаров на 9 млрд. дол. больше, чем экспортировала туда (что уже было весьма опасным), то в последующие три года (1976–1978) положение катастрофически усугубилось. Дефицит в торговле с Западом выражался в огромной цифре — 12,5 млрд. дол. Эта разница покрывалась новыми кредитами и займами. В 1977 г. сумма долга ПНР Западу приблизилась к 15 млрд. дол. Проценты на них отнимали все большую часть экспортной выручки страны в конвертируемой валюте. Приближались и сроки, когда нужно было возвращать основные суммы, взятые в долг, чего нельзя было сделать без новых займов. Страна попала в замкнутый круг: чтобы отдавать старые долги, нужно было залезать в новые, ещё более крупные. Кредитная задолженность росла как снежный ком.

Антипольская финансовая дубинка в руках Вашингтона становилась все более увесистой. Именно этот «способ убеждения» был широко использован во время переговоров Картера — Бжезинского с польским руководством в Варшаве в декабре 1977 г. Американский президент без дипломатических реверансов поставил будущее польско-американских отношений, особенно в экономической сфере, в непосредственную зависимость от «прогресса в области прав человека». Американская сторона оговорила, как стало известно впоследствии из польских источников, «особые условия» для получения Польшей кредитов на Западе.

Был достигнут компромисс: польские власти, дав молчаливое согласие «не трогать» КОС — КОР, в то же время отказались легализовать эту организацию. Такой «компромисс» вполне устраивал Бжезинского: ведь дело не в форме, а в существе. КОС — КОР получил требуемую свободу рук.

Из всего, с чем читатель познакомился выше, должно быть понятным, почему именно начало 1978 г. (а как мы помним, «План по дестабилизации Польши» был утверждён президентом Картером весной того года) было избрано в качестве момента перевода «операции Полония» в решающую стадию, именуемую на жаргоне американских подрывных центров «психологической атакой». Все дело в том, что основные рычаги экономической, политической и идеологической дезорганизации Польской Народной Республики были наготове.