Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

А вот еще важные слова о критике как об искусстве – сказал Александр Казинцев (не помню где): «Что роднит критику и поэзию? Прямое высказывание». То, чего якобы нет в прозе.

Пора наконец признаться – критику, к которой я перешел от стихов, у меня писать не получилось.

Раньше я бы сказал: не получилось потому, что я никого не открыл, не написал статьи ни об одном новом поэте. Или потому, что не писал регулярно. Но теперь причина видится в том, что понимание того, как надо – не в смысле соответствия формату, а в смысле индивидуальности, – пришло слишком поздно: интерес к критике, как ранее к поэзии, угас. Осознавать и открывать себя можно через других, через коллег и авторов, но невозможно открыть ничего нового, не открыв это новое сначала в себе, – в первую очередь критик должен открыть себя, а не поэта/прозаика.

О чем речь?

О нереализованном художественном принципе, о творческой концепции, об ощущении, с которым я жил и «умирал» все эти десять лет, но понял недавно.

Критик – это не неудачник в литературе, не завистник и не неудавшийся писатель, критик – это страстно и, увы, безответно влюбленный, преследующий, домогающийся литературы, ведущий себя то как прекраснодушный дурачок, то как грубиян, то показно умничающий, то сочиняющий небылицы, чтобы больше нравиться. «Чем меньше женщину мы любим…» В этом смысле критический текст, конечно, есть не что иное, как «объяснение в любви», как определила критику Екатерина Федорчук [110] А. Комаров, Е. Федорчук (Иванова). «Литературная критика – это объяснение в любви…» // Excellent. URL: http://sarme- diaart.ru/intervyu/94-ekaterina-fedorchuk.html. . Хотя это все-таки еще не совсем верное и точное определение, скорее так можно сказать о незрелой, о начинающей либо слишком специализированной, узкопрофессиональной и филологической критике (собственно, вот она «фило-», которая есть «philia»). Дело в том, что в словах Федорчук не содержится законченного, готового сюжета и нет конфликта, нет отношений между А и Б, есть только одно А. Но как профессиональный читатель профессиональных читателей я всегда искал в текстах именно это – отношения. И рубрика «Легкая кавалерия», помимо всего прочего, была придумана для этого – для «отношений».

Настоящий текст критика – это не признание в любви, а ее осознанный конец, прощальная любовная записка. Таким образом, лучшая критика – это прощание с искусством. А та критика, которая и в зрелые человеческие годы остается на уровне объяснения в любви, постепенно переходит от реальной любви к присвоению – к специализации, к филологии, то есть к насильному венчанию критики и науки. Критиков ведь не любят и поэтому тоже – они бывают жуткие собственники, им особенно важно, кто какого поэта открыл, кто куда вхож, в какой тусовке рукопожатный, а сама их борьба нередко осложняется множеством нелитературных обстоятельств.

Вот это я понял. Но прощальной записки своей – для поэзии – не написал. Недостаточно было страсти? А может, это больной был настолько плох? Бедная, бедная Эвтерпа, тебе сегодня очень тяжело.

Ну хоть с критикой попрощался.

В последнее время у меня все меньше претензий к книжным обозревателям. Нет, я не стал добрее или мудрее и не стелю соломку, чтобы пополнить их ряды. Просто все особенности рекламных обзоров давно изучены, новых шуток тут же не придумаешь. А на фоне того, как деградирует литературная критика в целом, неловко обвинять обозревателей в саботаже культурных функций, которые им и так не по плечу.

В позапрошлом наскоке «Легкой кавалерии» Василий Ширяев, приводя в пример Анну Наринскую [111] В. Ширяев. О человеке настроения Наринской и ее стронг опиньенз / Легкая кавалерия. 2019. № 5 // Вопросы литературы. URL: https://voplit.ru/column-post/11720. , говорил о «вербальном серфинге», «пускании судороги» вокруг литературы. Остроумно, конечно, но какой смысл удивляться, что Наринская «в одной фразе использует «кажется» и «абсолютно», когда она называет требование последовательности «маниакальным»? «Разговор как обмен репликами, которые могут быть абсолютно противоречащими друг другу, но при этом с ощущением ценности каждой реплики, он абсолютно куда-то делся» [112] А. Долин, А. Наринская. В нашем обществе совершенно нет разговора // Вести FM. 2016. 28 февраля. , – еще три года назад сетовала Наринская и, разумеется, именно такой вид дискуссии продвигает.

Обозреватели обнажены перед читателем в своих методах, идеалах и «абсолютных» оценках. Сравнивая их суждения с невнятными формулировками журнальных критиков, обнаруживаешь даже какую-то честность. Например, Галина Юзефович считает «Текст» Глуховского «большой серьезной литературой» [113] И. Козлов, Г. Юзефович. «Бестселлер измельчал в труху»: Галина Юзефович и литература времен разрушения иерархий // Звезда. 2019. 13 февраля. , а «Остров Сахалин» Веркина – «серьезной философской литературой» [114] Там же. . Наталья Ломыкина называет язык «Петровых в гриппе и вокруг него» «безупречным» [115] Н. Ломыкина. Неоправданные ожидания: вышли два новых больших романа Сальникова и Рубанова // Москва24. 2019. 18 февраля. (тот самый, где «улыбаются кроткой улыбкой» и «посапывают носом», сердце перекачивает адреналин, а по тексту бродят «женщина-продавщица» и «женщина-мать»). Сразу понятна ценность подобных мнений и эстетические координаты, в которых они сформулированы.

Рефлексией обозреватели занимаются скорее для души или по инерции. Для их непосредственной задачи это не требуется. На рекомендации Наринской, Юзефович, Ломыкиной можно положиться или положить, но там все как на ладони – и цели, и средства. А аналитические тексты – условная оппозиция утилитарным обзорам – потихоньку превращаются в мутнопись.

Например, недавняя статья Василия Чепелева «Непосредственно. О поэтическом генезисе успеха романов Алексея Сальникова» [116] В. Чепелев. Непосредственно. О поэтическом генезисе успеха романов Алексея Сальникова // Textonly. 2019. № 48. снисходительно демонстрирует «обзорщикам», в чем основа «ошеломляющего успеха» «Петровых в гриппе». Действительно, и Юзефович, и Ломыкина вспоминают о том, что Сальников – поэт, только после романа «Опосредованно», где стихи важны для сюжета, а на момент публикации «Петровых» говорят о нем как человеке из ниоткуда. Но анализ Чепелева не менее поверхностен. Главное, что, по мнению критика, перекочевало из поэзии Сальникова в прозу – метафоричность. Неудивительно – у Сальникова почти каждая шутка основана на многословном сравнении чего-нибудь с чем-нибудь, а шутит он часто. «Молчаливые мужчины у пивного ларька» напоминают «ирландских актеров», «вишни висят, как гири», урна «как будто ждала кого-то на свидание и много курила». Такие метафоры можно вставить в любой текст – роман, стихотворение, эссе, – и это не «особенность авторской оптики», а свойство выбранного приема.