Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Что ж, в который раз сработало – повторяй как заклинание: «Литературная критика у нас глубоко спит, критика умирает», – и она проснется, оживет, зашевелится. Да, проснулась и зашевелилась. И не знаешь, обрадоваться или ужаснуться.

Нет, в любом случае – хорошо. Без движухи нет жизни, пусть даже жизни уродов. А любая жизнь лучше смерти.

Правда, литературной критикой проснувшееся назвать сложно. Проснулось действительно нечто уродливое, притом злобное и неумное. Но изучать нужно и такое…

Наверняка вызову раздражение, вновь (как и во многих предыдущих заметках) оглянувшись. Вспоминается самое начало нулевых, когда литературную критику буквально хоронили. Знаковым стал заочный круглый стол, проведенный журналом «Знамя» в конце 1999 года, который назывался «Критика: последний призыв». Высказывания большинства участников – ведущих критиков того времени – были более чем пессимистическими: вот уйдем мы, и критика кончится.

Спустя почти двадцать лет «Знамя» собрало круглый стол под тем же названием. На сей раз настрой был получше, впрочем, суждения о критике изменились, помельчали, что ли. «Пишем, продолжаем писать» – такой лейтмотив-полушепот. Еще про изменившийся формат… Двадцать лет назад критики говорили громче, отчаянней. Они, тогдашние, привыкли, что их слышат и слушают. Вернее, слышали и слушали до последнего времени, и вот перестали – как показалось им, критика стала не нужна. Отсюда и «последний призыв», а там – пропасть, конец всему.

В круглом столе 2019-го участвовали критики разных возрастов, с разным сроком пребывания в профессии. Но все они привыкли, что их или не слышат и не слушают вовсе, или слышат и слушают единицы.

Чтобы стали слышать и слушать многие (хотя бы из тех, кто еще пробует читать книги), нужны идеи, нужен свой голос и свое мировоззрение. У большинства тех, кто считается нынче литературными критиками, по-моему, его нет. Они могут написать грамотную рецензию о любой книге. Грамотную, но пресную. А пресное невкусно…

Как раз между этими двумя круглыми столами произошел всплеск настоящей литературной критики. Появилось немало новых имен, на время взбодрились и тогдашние ветераны цеха. Происходили дискуссии, а то и горячие полемики. Поводом становились книги, но причиной – разные убеждения критиков, разный взгляд на мир. Одно и то же произведение трактовалось по-разному, в зависимости от мировоззрения критика. Наталья Иванова находила в нем свое, а Владимир Бондаренко свое, Валерия Пустовая свое, а Сергей Беляков свое. А Ирина Роднянская свое в совершенно неожиданных произведениях.

То есть в критике нулевых и начала десятых было несколько десятков людей со своей физиономией. Они готовы были сражаться за свои принципы, отбирать друг у друга ту книгу, какую считали важной; к этому подключились кинорежиссеры, врачи, даже политические деятели. Показалось, что литература вновь становится камертоном общественных настроений. Потом этот период кончился.

Вообще, по моему мнению, век настоящего критика короткий. Есть исключения, но они, как говорится, подчеркивают правило… Когда я только начал печатать свои рецензии, Мария Ремизова сказала мне: «Осторожно. Критика – очень вредная профессия». Через несколько лет не самой активной деятельности я убедился в правильности ее слов. Поэтому нет ничего удивительного, что большинство тех, кто выдавал статью за статьей, строчил рецензии в 00-е, в 10-х переключились на другое или заметно снизили обороты. Наступил очередной тяжелый сон.

И вот пробуждение. И проснулось нечто страшноватое и одновременно смешное…

Впрочем, как известно, ничто не ново под луной. Быть может, кое-кто еще помнит Валерию Жарову. Когда-то она засветилась как соавтор Дмитрия Быкова книги «Сигналы», но недолгую известность приобрела своими разгромными рецензиями и обзорами в самом начале 10-х. Красной нитью проходила мысль: дерьмо, дерьмо, дерьмо, не читайте.

Жарова довольно быстро выдохлась, но задала тон, нашла нужную ноту. Не исключаю, что ее тексты вдохновили Александра Кузьменкова на многолетний и тяжкий труд (не раз у него опускались руки бороться с легионом) по отвращению читателя от книги.

Не так давно Кузьменков в очередной раз вернулся. Теперь у него есть новая площадка для публикаций – «Альтернативная литература» (очень странный сайт, настолько альтернативный, что я лично там ничего не понял), которой руководит автор книги «Кирза», а с недавнего времени и последователь кузьменковского метода Вадим Чекунов.

Кстати, если кто-то думает, что Кузьменков борется только с проявлениями «графомании» в современной русской литературе, то он ошибается. По-моему, Кузьменков вообще против литературы – найдите, например, его статью о Гоголе. Хвалить у него не получается, даже если возникает желание (я читал одну такую рецензию – слабо).

Кузьменков и Чекунов стали буквально лучами света для нескольких литераторов, которые ощущают себя обиженными. Среди них есть и талантливые, но одни обматерили в соцсетях своих коллег по цеху и редакторов толстых журналов и теперь удивляются, что с ними не хотят иметь дела, другие не получили премии, на какие рассчитывали, или их книгу отвергли в топовом издательстве, третьи по нескольку лет не публикуют ни строчки и при этом недоумевают, почему о них не пишут. Правда, почти у всех для обиды есть все эти поводы плюс масса других.

Третьим лучом чуть было не стала Анна Жучкова, критик очень строгий и острый на язык. Но она взяла и похвалила роман Андрея Аствацатурова «Не кормите и не трогайте пеликанов» и сразу стала для обиженных врагом. Что-либо хвалить в их среде вообще не рекомендуется.

Между обиженными тоже происходят баталии, и друг друга они тоже то и дело уличают в графомании, конформизме, приспособленчестве, да и попросту неграмотности. Причем зачастую справедливо.

Вообще неграмотность – основной аргумент того, что произведение и его автора стоит скинуть за борт. Примеры неграмотности – от банальных грамматических ошибок до слабости сюжета и психологических ляпов – составляют основу работ Кузьменкова и Чекунова. Для внутренней или товарищеской рецензии подход правильный, но делать это задачей или даже сверхзадачей своей критической деятельности – смешно.

Любого из русских писателей – что настоящего, что прошлого – можно измордовать за ошибки. Лев Толстой с Достоевским писали чудовищно, многие сюжеты ужасны. Но ведь не это главное, и поразительно, что разнообразные ошибки нередко усиливают впечатление от книги. Есть в этом какая-то загадка, над которой задуматься ни эти два господина, ни большинство других работающих в критике не хотят. Или не могут.