Михаил Габович - Памятник и праздник: этнография Дня Победы

Итак, трудности с пониманием 9 мая во всем его многообразии усугубляются тем, что День Победы остается крайне слабо изученным и в диахронической перспективе. Историю этого праздника можно разделить на три периода. Первый из них берет свое начало в исторический день 8 (по московскому времени — 9) мая 1945 г. Второй — четверть века, прошедшие с момента возвращения празднику статуса выходного дня в 1965 г. и до конца существования СССР. Третий, тоже уже почти четвертьвековой, период — постсоветская история существования праздника. В той мере, в которой авторы, пишущие о последнем из этих временных отрезков, всё же признают за праздником некоторую эволюцию и разнообразие форм участия, они противопоставляют его совершенно унитарному, в их представлении, советскому Дню Победы. Анализ же первого послевоенного периода обычно ограничивается лаконичной констатацией отмены Сталиным Дня Победы как выходного дня в декабре 1947 г., что чаще всего объясняется желанием загнать эмансипированное военным опытом и победой общество обратно в оковы тоталитарной системы и не дать ветеранам, повидавшим обустроенную Европу, стать новыми декабристами[17]. Представление о том, что с 1948 по 1964 г. Дня Победы попросту не существовало, поддерживается убеждением, будто советская власть могла полностью контролировать отношение общества к праздникам и памятным датам. Такую точку зрения выражает, например, недавняя статья журналиста Александра Артемьева о том, «как менялось отношение ко Дню Победы»:

8 мая 1945 года <���…> указом Президиума Верховного Совета СССР следующее, 9-е, число было объявлено «Днем всенародного торжества — Праздником Победы». Точно так же был установлен и второй праздник, с точно таким же статусом — день победы над Японией, 3 сентября. Оба дня были объявлены нерабочими. Этот сдвоенный День Победы в советских календарях продержался, правда, недолго — уже в декабре 1947 года Президиум ВС СССР опубликовал постановление, в котором объявил, в частности, «день 9 мая — праздник победы над Германией — рабочим днем»; прочие эпитеты были опущены. Тем же постановлением нерабочим днем объявлялось 1 января. Следующие 18 лет победа в Великой Отечественной в СССР не праздновалась(выделено мной. — М. Г.)[18].

Между тем День Победы — пусть со сравнительно небольшим размахом и не в качестве нерабочего дня — и в этот период отмечался вполне официально. Первое 9 мая после «отмены праздника» пришлось на воскресенье [6], в этот день вручали награды, состоялись массовые гуляния, спортивные соревнования, музейные выставки, салюты, встречи с ветеранами, были проведены специальные передачи Центрального радиовещания и т. д.[20] В последующие годы масштаб официальных торжеств постепенно сокращался, но они никогда не исчезали полностью. Например, в 1955 г. на десятилетие Победы в Москве прошли торжественные заседания и народные гуляния[21]. И это не говоря о том, что 9 мая уже тогда — наряду с другими юбилейными датами — играло определенную роль в международной политике советских властей. Например, именно в рамках юбилейных торжеств было принято решение о создании советской ветеранской организации, которая изначально рассматривалась главным образом как очередная потемкинская деревня международной пропаганды[22].

Не прекращалось празднование 8 либо 9 мая и в ряде стран возникающего тогда социалистического лагеря (и в первую очередь в Восточной Германии), где в эти дни проводились церемонии выражения благодарности и лояльности Советскому Союзу, изначально с участием первых лиц государства, но со временем привлекающие все более широкие слои населения, в первую очередь школьников и пионеров. Не меньшее значение День Победы имел на западных территориях Советского Союза, переживших оккупацию Германией и ее союзниками, особенно присоединенных к СССР в 1939 и/или в 1944–1945 гг. Достаточно пролистать майские выпуски украинских, беларуских или литовских газет за послевоенные годы, чтобы понять, что о тотальном исчезновении праздника речи идти не может[23]. При этом с 1945 г. День Победы отмечался не только московскими торжествами, но и локальными мероприятиями вроде тех, о которых в своем докладе, процитированном в эпиграфе, говорит председатель комитета по делам культурно-просветительских учреждений при Совете министров РСФСР Татьяна Зуева. День Победы наряду с другими праздниками и новыми памятниками играл важную роль в укреплении советской власти и попытках установить или восстановить идеологический контроль над обществом [7].

Но гораздо более важное значение 9 мая имело для ветеранов войны и их семей, никогда не бывших полностью подконтрольными власти. День Победы наряду с другими памятными датами стал днем, когда встречались бывшие сослуживцы, порой проявляя неожиданную инициативность: так, например, ветераны 53-й гвардейской стрелковой дивизии безо всякой на то санкции партийного руководства еще при жизни Сталина создали «Совет ветеранов», довольно многочисленные члены которого выступали с публичными лекциями на предприятиях[25]. Хотя о массовых праздниках в провинции мы знаем в основном из официальных источников, можно предположить, что — особенно в послевоенные годы, когда еще только восстанавливалась, а то и заново строилась инфраструктура «культурно-просветительской работы» — праздники, посвященные Победе, проходили пусть и под контролем органов власти, но включали в себя мощный элемент низовой инициативы. Об этом позволяют догадаться никем до сих пор систематически не изученные материалы местной, отраслевой и цеховой периодики [8]. В послевоенные годы уже во многом сформировался набор праздничных практик, которые позже стали ассоциироваться с «брежневским культом Победы» [9][27]. Даже в хрущевское время, когда тема Победы явно уступала по своему общественному резонансу космической теме, возобновленному культу Ленина и новому интернационализму, 9 мая тем не менее проходили торжественные мероприятия, открывались военные памятники и мемориалы.

Аналитические приемы, противопоставляющие государственному проекту памяти аутентичную народную память, оказываются малопродуктивными для осмысления праздничных практик, связанных с Днем Победы.

Во-первых, «низовые» практики и инициативы всегда опирались на идеологический репертуар, ранее заданный государством, — низовой памяти с чистого листа никогда не существовало. Затем эти практики быстро подхватывались государством и встраивались им в жесткие рамки, но в самом процессе присвоения они в свою очередь преобразовывали государственный репертуар. Эта диалектика, давно отмеченная исследователями военно-коммеморативных практик во всем мире[28], в сегодняшнем постсоветском контексте наглядно наблюдается на примере проекта «Бессмертный полк»[29].