Яков Миркин - Правила неосторожного обращения с государством

Судить? Права не имеем. Понимать? Пытаемся. Оценивать? Отдаем должное. Именно при нем, Александре II, Россия преобразилась. В ней стало меньше рабства и больше энергии — нервной, тяжелой, в каждом поколении пытающейся всё перевернуть. Желать? Да, желать людей перемен, крупных людей, обладающих такой же энергией и искусством компромисса, как Александр II. Они очень нужны сегодня России в быстро меняющемся мире.

Иметь мужество подать в отставку. Когда либеральные ценности раскурочены. Так сделал Диктатор всея Руси, начальник «диктатуры сердца» Лорис-Меликов, либеральный генерал, бывший губернатор, фронтовик, начальник Кавказа, взявший с десяток крепостей и призванный в Петербург спасать империю. На спасение ему был дан судьбой один год. Февраль 1880-го — март 1881-го (убийство Александра II). Глава Верховной распорядительной комиссии (почти ВЧК?). На этот год «Народная воля» прекратила террористические акты. Ощущение смуты впереди, таящееся в обществе, сменилось запахом реформ.

Либерал с железной рукой (были казни после покушений). Главная идея — эволюция. Всё — постепенно. Что успел? Отмена тяжелейшего соляного налога. Снижение цен на хлеб. Льготная аренда для крестьян казенных земель. Будущая отмена подушной подати и уменьшение выкупных платежей для крестьян. Ревизии на местах. Местное самоуправление. Либерализация печати. И, наконец, программа реформ — «совещательное собрание выборных представителей от общества» (январь — февраль 1881 года). 17 февраля 1881 года — резолюция Александра II: «Исполнить». 1 марта 1881 года — распоряжение о созыве Совета министров 4 марта. В тот же день царь был убит. Поворот российской истории не состоялся.

Он не успел главного. Март — апрель 1881 года, еще два месяца борьбы, после чего 29 апреля 1881 года — «Манифест о незыблемости самодержавия» Александра III, написанный Победоносцевым, — «О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России». Утверждать самодержавную власть и «охранять от всяких на нее поползновений».

Никаких комиссий. Никаких совещательных органов. Никакой выборности. Никаких реформ — земской, крестьянской (облегчение их экономического положения), налоговой (облегчение налогов), продовольственной, безопасности, образования.

На лорис-меликовском «Всеподданнейшем докладе от 28 января 1881 года» о реформах Александр III написал: «Слава Богу, этот преступный и спешный шаг к конституции не был сделан, и весь этот фантастический проект был отвергнут в совете министров весьма незначительным меньшинством» [277].

Немедленно последовало прошение об отставке. С 4 мая 1881 года, с указанием причины: «по болезни».

Вот ответное письмо Александра III: «…В последнее время мы разошлись совершенно во взглядах и, конечно, это долго продолжаться не могло. Меня одно очень удивляет и поразило, что Ваше прошение совпало с днем объявления моего манифеста России, и это обстоятельство наводит меня на весьма грустные и странные мысли!» [278].

Иметь мужество подать в отставку, не согласившись, отстаивая собственные убеждения, в знак протеста.

Вот что он говорил (в изложении его собеседника): «Многие государственные деятели, игравшие „в дешевый либерализм и свободолюбие“, выступавшие за такие радикальные реформы, которые не могли осуществиться даже в республиканской Франции, теперь круто изменили свои воззрения, „исправно посещают модные церкви и там в земных поклонах расшибают себе лоб, надеясь этой гимнастикой снискать благорасположение Победоносцева и августейшего ученика его Александра III“» [279].

А дальше обычная дорожка — в Ниццу, в сердечную болезнь, в дальний уход в 1887 году, когда весь путь его домой, в Тифлис, в армянскую церковь, сопровождался воинскими почестями и толпами. Его любили. Он был бескорыстен.

И еще он сказал в одном из своих писем 1881 года: «Время — великий учитель, и кто прав — укажет будущее» [280].

Попытки уйти от «нигилизма», от «вредных социальных учений», как называл всё это Лорис (его так все звали), от революций, от реакций, от заносов то влево, то вправо — безуспешные попытки уйти в продуктивную, спокойную, умную эволюцию, в «диктатуру сердца» всё продолжаются.

Но никак не получаются.

А время всё учит и учит. И будущее — всё указывает и указывает.

И отставки по убеждениям — хотелось бы сказать — всё продолжаются.

Но кажется, что нет. Этой привычки больше нет.

Когда мы попадаем на слом эпох, то пишем одно и то же: «Невозможное становится возможным». Мы пытаемся переиначить время, убедить его, мы трогательно просим погодить, но время неустанно вышибает дух из бывших. У тех, кто жил в 1920-е, была своя драма, у тех, кто в 1950-е — другая, у тех, кто в 1990-е — третья, а сейчас вовсю разворачивается драма тех, кто в 2010-е переживает новую эпоху.

Но здесь нет ничего нового, всё было, было, было.

Подать в отставку, когда ты не согласен с решениями властей. Отставка, как способ сказать «нет». Как признание собственной вины.

Этого благородного жеста — почти нет сейчас.

Петр Александрович Валуев — предмет диссертаций — один из великих, его вклад в реформы Александра II неоценим. Министр внутренних дел, министр государственных имуществ, председатель комитета министров при Александре II. Либерал в лучшем смысле этого слова. Вышел на большую государственную сцену в 1861 году и удалился с нее в мае 1881-го. Подал в отставку, протестуя против нового курса (Александр III). Спеленать + «привести к исполнению обязанностей» + ура-патриотизм + абсолютизм + церковь-небоскреб. «В те годы дальние, глухие, в сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией простер совиные крыла» [281].

Валуеву остались одни романы (не мог не писать их) и знаменитый «Дневник»:

1881 год

1 ноября. «…Забыта легендарная русская клятва: да будет мне стыдно… Цинизм, с которым применяется господствующая идея, обнаруживается на каждом шагу и по всем направлениям».

1882 год

9 февраля. «Невозможное множится…».

27 февраля. «Сознание бессилия порождает моменты безволия. Ни за что приняться не хочется».

11 марта. «Меня гнетет испытываемое мною постоянно, с разных сторон и в разных видах, чувство уничижения. Мне стыдно перед иностранцами, стыдно перед своими, и стыдно за своих. Дикая допетровская стихия взяла верх. Разложение императорской России предвещает ее распадение».

22 мая. «Не могу привыкнуть к одному явлению. Между так называемыми государственными деятелями нет ни одного, который обнаруживал бы способность уважения к чувствам, повелительно требующим уважения, и способность внимания к правам и интересам, повелительно заслуживающим внимания. Например, по делам латинской церкви полнейшее равнодушие к чувствам латинян; по еврейским делам — полнейшее равнодушие к последствиям для десятков или сотен тысяч семейств импровизируемых распоряжений; по аграрным вопросам — такое же равнодушие к положению землевладельцев и правам собственности».