Яков Миркин - Правила неосторожного обращения с государством

В марте 1812 г. сослан, оказалось — на четыре года. Увезен частным приставом в Нижний Новгород. Дальше в Пермь, а затем, по великому одолжению, в свою деревушку Великополье, под Новгородом. Ныне — Сперанская Мыза (от усадьбы остался один парк). Под полицейским надзором, c доносом на лиц, вступающих с ним в связь, со вскрытием писем, с подозрением в народе, что он — изменник.

«Школьники, вышедшие из гимназии <���…>, преследовали его и не только кричали: „изменник“, но и бросали в него землею» [248]. «На каждой почти станции лишь только узнавали из подорожной, что едет семья Сперанского, осыпали его самою жестокою бранью» [249]. Французские военнопленные: «при случайно встрече на улицах они избегали „изменника своему отечеству“, гнушаясь принимать от него ту милостыню, за которою жадно протягивали руку другим» [250]. В долгах — закладывал «кресты и табакерки» [251].

Спасался книгами. «Я решился в деревенском уединении пройти все творения св. отцов, начиная от I-го века» [252]. Перевел труд Фомы Кемпийского «О подражании Христу» [253]. В 4-х книгах, всего 500 страниц, известнейший богословский труд. С 1805 г. «переводил по листочку в день, среди великих хлопот, по утрам вместо молитвы» [254]. Закончил в Перми. Ради чего? «Отличительное свойство сих книг в том, что они содержат и млеко для младенцев, и твердую пищу для совершенных» [255].

Что еще? Личный профессор дочери, давший ей школу жизни, мышления, языков. Занятия с детьми друзей. И еще — ему за 40 — стал изучать немецкий и еврейский языки по священным текстам. Кроме тех, что уже знал: латинский, греческий, французский, английский.

В 1813 г. смог передать письмо Александру I. «Враги мои могли очернить меня перед Вами, но никогда не отучат сердца моего желать Вашей славы, сохранения Вашего достоинства и кроткого правления» [256]. «Ваш разум и строгая с моей стороны логика были одни мои орудия; в них состояла вся тайна моих работ и успехов» [257].

А какой награды просит? «Свободы и забвения» [258].

С письма началось медленное возвращение Сперанского.

Возвращение — но кого? Человека, испытавшего удар огромной силы — упавшего неожиданно, с самых верхов жизни, когда исправлял целое государство. «В одной — в половине пылкой молодости — господствовали в нем свежая, еще ничем не обманутая сила, порывы смелой мысли, уверенность в плодотворность истины и надежда на успех; в другой, — после горечи нежданного, незаслуженного бесславия, — наступили горькое разочарование, сомнение в том, что считать общественною правдою и пользою, боязнь толков и пересудов, покорность действительности при неугасшем еще честолюбии, род душевной апатии при продолжавшейся умственной деятельности… С 1812 года благородные влечения прежнего времени во многом подчинились у Сперанского обыденным целям рядового придворного» [259].

Возвращался годами. 1816 г., 44 года — пензенский гражданский губернатор. 1819 г., 47 лет — сибирский генерал-губернатор. Повсюду — ревизии, очистка от коррупции, реформы в Сибири — вылечить ее. Сперанскому мы обязаны разделением Сибири на Западную и Восточную. 1821 г., 49 лет — спустя 9 лет снова в Петербурге. Но по-иному, никаких вершин и переустройств государства. Должности, поручения. Другой Сперанский, другой Александр I.

Никто и никогда не возвращается в России на ту же вершину, будучи изгнанным.

Но он всё-таки смог. Сперанский и его команда (где-то 20 человек) подготовили и издали «Полное собрание законов Российской империи» с 1649 г. (45 томов) и «Свод законов» (15 томов). В части «Полного собрания» — всего лишь за 4 года (1826–1830 гг.), и еще 3 года — для «Свода законов» (1830–1833 гг.). Тем самым создал прочную юридическую основу для жизни России на все будущие времена. Привел «отечественные <���…> законы в ясность и твердый порядок» [260]. Мы и сегодня — через цепочку поколений — пользуем этот труд.

Труд, труд, труд. В этом был смысл жизни. Труд человеколюбивый, труд богоугодный. Он так и остался семинаристом. Вершить, наслаждаться, вдохнуть в формы государства дух порядка, любви. «Не делай другому того, что не желаешь себе сам».

Сперанский оставил нам еще один труд — любви. Как всё, что он делал — изнуряющий, изумительный.

Женился на девочке — англичанке 17 лет. С первого взгляда. «Мечтательный взгляд, кроткая и вместе тонкая улыбка, прекрасные светло-русые кудри девушки <���…> душевная чистота и скромность». Он говорил: «Мне казалось <���…> что я тут только впервые в жизни почувствовал впечатление красоты <���…> обворожительно-гармонический голос довершил действие, произведенное на меня ее наружностью. Одна лишь прекрасная душа может издавать такие звуки, подумал я, и если хоть слово произнесет на знакомом мне языке это прелестное существо, то оно будет — моею женою» [261]. Произнесла — на французском. И стала женою. 1798 г. — свадьба, через 10 месяцев родилась дочь (всегда им любимая), еще через месяц — жена умерла. Вспышка горя, кажется, попытка самоубийства. Считается, что в его жизни женщин больше не было. Самому себе — обет? Монашество в миру? Семинарист мог так сделать.

Знаете, что он писал дочери? «Глупо иметь ум, не обращая его на добро; а добро сие состоит в том, чтобы приводить людей к миру и взаимной любви…» [262]. «Наука различать характеры и приспособляться к ним, не теряя своего, есть самая труднейшая и полезнейшая на свете» [263]. Этим заполнены письма — учить, успеть сказать, создать человека, образовать, любить.

— Господь с тобой! — так он заканчивал ей письма. Это же хочется сказать ему.

Пришел бы опять. «Ежели что-нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им — им одним». Это Толстой. «Война и мир».

Пришел бы опять со своей мудростью, своим усердием, способностью приводить дела в порядок. Со своим устройством государства — «не делай другому того, чего не желаешь себе». Пришел бы тот, кто со всей увлеченностью записал для учеников: «Его слова были слова мира… Он делал добро тем, кои желали ему сделать зло… Он проповедал людям справедливость, любовь к ближним, благотворительность, единение и мир» [264]. Это ведь и его мышление. Сперанского. Его личность.

А надежды Сперанского? «Pocсия воспримет новое бытие и совершенно во всех частях преобразится» [265].

Нам он нужен, как и 200 лет тому назад. Системность, неуемность, действенность, благо.

Есть времена дремоты, а есть — скорейших перемен, когда общество приходит в движение. Не страна, а взрыв энергии. И всегда есть автор, тот — кто в эпицентре решений, чья подвижность, яркость и власть создают перевороты во всем. Середина XIX века удивительно близка нам. Общество — усталая, напряженная вертикаль. Пыльный плац. То же брожение в идеях, кто — в багряно-венценосное, кто — в англо-франко-германское, а кто — в социализм. И всё тот же нарастающий разрыв в технологиях с Западом. Сильное давление из-за рубежа на границы, на ценности, на способы жить.