Яков Миркин - Правила неосторожного обращения с государством

А бывает, что и не живут.

Когда их ловят, а потом обрабатывают как добычу.

И солнце обещает нации новый благоуханный день.

См.: Still More Russian Picture Tales by Valery Carrick. New York: Frederick A. Stokes Company Publishers. P. 46

Если не лениться, то можно заметить, что люди во времени повторяют друг друга. Люди — аналоги. И как бы вы ни были особенны — вы повторяете чью-то линию жизни, может быть, даже тех же убеждений, того же характера и, в конечном счете, судьбы.

Как и история, мы движемся по кругу, встречая в прошлом тех, кто мог бы войти в круг нашей семьи, угадываем расположение — именно к нам, или нас — к ним. И наоборот: никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах.

Но они еще нам и урок. Их жизни завершены, подписаны, наши — нет. Мы можем от них оттолкнуться. Кто — реформатор, кто — уничижающий, кто — выше неба, а кто — просто никто. Мы можем внять их словам, когда еще своих у нас нет, чтобы понять — что происходит и что будет дальше.

Да, они — фигуры, исторические. Люди на поверхности истории. Не утонули в ней.

Но еще и наши современники.

Когда ты тратишь на чужой дневник пару дней, ты входишь в человека — в его конструкцию, в его идеи, в его свет или ужасные сны — гораздо больше, чем в ближних своих. Сегодняшних.

У нас вырван язык, когда мы говорим друг с другом.

Мы часто не можем быть вместе в сущем. Слишком больно.

И часто не можем сказать так сильно, как они сказали.

Бессмысленно повторять за другими то, что сказано 100 или 200 лет тому назад. Жизнь идет по кругу, может быть, по заколдованному кругу, и хочется спросить себя, не нужно ли уйти в частную жизнь, если всё это — просто круг, и еще раз круг, и никак не вырваться из круга. Как сделать так, чтобы никто и никогда в 2018-м или в 2020-м году не написал того же, что в 1830-м или в 1843-м?

25 мая 1843 года, дневники знаменитого цензора Никитенко: «Важную роль в русской жизни играют государственное воровство и так называемые злоупотребления: это наша оппозиция на протест против неограниченного своевластия. Власть думает, что для нее нет невозможного, что ее воля нигде не встречает сопротивления; между тем ни одно ее предписание не исполняется так, как она хочет. Исполнители притворяются в раболепной готовности всё сделать, что от них потребуют, а на самом деле ничего не делают так, как от них требуют» [230].

Это классическая, учебная характеристика огосударствленной экономики «по поручениям», с крайней централизацией решений. По индексу восприятия коррупции мы находимся на 138 месте в мире (чем выше, тем хуже) [231].

30 декабря 1830 года. «Нам пришлось удостовериться в горькой истине, что на земле русской нет и тени законности. Умы более и более развращаются, видя, как нарушаются законы теми самыми, которые их составляют, как быстро одни законы сменяются другими и т. д. В образованной части общества все сильнее возникает дух противодействия, который тем хуже, чем он сокровеннее: это червь, подтачивающий дерево… Да сохранит господь Россию!» [232].

Это можно цитировать в учебниках, описывающих то, что нынче холодно называется «избыточное административное бремя» и «неравенство правоприменения».

Снова и снова, круг большой, со многими людьми, которые в разное время, при разных обстоятельствах говорят одно и то же: да сохранит господь огромную, древнюю страну от ошибочности, от ловушек, которые, кажется, всегда одни и те же.

Весь век Россия славилась выскочками из низов. Меншиков, Шафиров, Демидов, Разумовские. А сколько иностранцев! Екатерина I — из служанок. Свежая кровь. И, наконец — сын благочинного Сперанский. Законодатель, «правая рука» Александра I, поповский сын. После него, до самого 1917 г., уже почти никто не забирался так высоко.

Отец — Васильев, мать — Федорова. По другим версиям — Уткин, Надеждин, Грамотин [234]. Сперанский — так записали в семинарии. Даже сегодня в Москве живут десятки Сперанских. Эта фамилия раздавалась широко.

Так что он в Российской империи — никто. Но особенный никто. Так быстро, как нож сквозь масло, проскользнуть из грязи в князи? 1772 г. — родился, с 8 лет — семинарии во Владимире и Суздале, 18 лет — «Главная семинария» в Александро-Невской Лавре, 20 лет — там же учитель математики, 23 года — учитель философии, секретарь Куракина — будущего генерал-прокурора Павла I, с 25 лет — в канцелярии генерал-прокурора, с 27 лет — «Ваше Высокородие», статский советник. 28 лет, при Павле I — секретарь ордена Андрея Первозванного, 29 лет — Государев статс-секретарь, генеральский чин, 30 лет — «душа» Министерства внутренних дел, заведует «государственным благоустройством» [235]. В 34 года — личные доклады Александру I, прямые поручения, 36 лет — взят на свидание с Наполеоном, 38 лет — государственный секретарь, «правая рука» Александра I. По сути — второе лицо в России.

И — падение. В 1812 году, в 40 лет «правая рука» отсечена. Заподозрен в измене, в служении французам — и сослан.

Как всё это знакомо! Когда в государстве нужно всё переустроить, всегда есть место свежим людям. Екатерина II, Александр II, Николай II — вокруг роились новые имена. Так было и в 1917 г., в 1930-х, в конце 1980-х годов. Разночинцы, коммерции наследники, кухаркины дети, юные пролетарии, завлабы.

И всегда вопрос один и тот же: что в них такого? За что такие карьеры? И почему такие частые низвержения? Письмо императору 16 марта 1812 г.: «Когда Вы вчера доверили мне горькую скорбь Вашего сердца об измене Сперанского, я видел Вас в первом пылу страсти и надеюсь, что теперь Вы уже далеко откинули от себя мысль расстрелять его» [236]. Расстрелять! И вправду, сколько выскочек были сосланы, выгнаны, заключены и расстреляны.

Так что же такого в Сперанском? Ответ — какой удобный человек! Мгновенное превращение в слова единожды высказанной мысли. Творец манифестов, работающий по 16–18 часов в день. Тот, кто немедленно, легко и со всей почтительностью придаст письменную форму, животворящую силу документа любому целеполаганию.

Он перекидывался, как мячик, от одного к другому, и всем нравился. Обходительный, ловкий, мягкий, готовая «правая рука». При Павле I от генерал-прокурора Куракина к таким же — Лопухину, Беклешову, Обольянинову. Каждый его брал. Дальше — к Трощинскому, в канцелярию Непременного совета, «президиум» Александра I. Нужен, очень нужен. Изумительный докладчик. Делающий всё ясным, понятным. Еще прыжок — к министру внутренних дел Кочубею и, наконец, финишная прямая — стать личным человеком Александра I. Все прыжки — за 13 лет. Еще и за лень себя ругал.