Николай Модестов - Следствие продолжается. Самые громкие дела прокуратуры Москвы нового времени. 1991-2007 годы

Однажды аферист позвонил ведущему сотруднику Института Сербского Шишкову и представился работником аппарата Комитета здравоохранения Совета Федерации Федерального собрания РФ Андреем Геннадиевичем Плетко. Врач, как тот самый гроссмейстер, не видел собеседника, проверять его счел унизительным и недостойным, на что и рассчитывал арестант-мошенник. Как только Евстафьев-Плетко понял, что фокус удался, он начал гнуть свою линию. Правда, первый разговор был коротким. Аферист пообещал доктору включить его в рабочую группу по формированию законов (не бесплатную) и, оставив контактные телефоны, вежливо попрощался.

Как позже рассказывал врач, ни один из оставленных лже-Плетко контактных телефонов не отвечал. На вопрос, что происходит, аферист поспешил успокоить врача: он, дескать, болел и теперь снова на связи. Но доктор особенно и не переживал. Все равно Плетко звонил сам достаточно регулярно. И даже попросил порекомендовать для консультационной работы кого-нибудь из достойных коллег. И Шишков посоветовал ему обратиться к другому сотруднику Института Сербского, дал телефон и рекомендацию.

Когда осмысливаешь действия Евстафьева, невольно ассоциируешь его с черной дырой, которая втягивает в себя все вокруг. Аферист тоже тащил за собой всех и каждого: приятелей, любовниц, знакомых, родственников, соседей по камере, сотрудников СИЗО, лечащих врачей и т. д.

Одновременно с врачами, Евстафьев вел сотни других переговоров. Его телефон в камере не знал отдыха. Впрочем, в Бутырке к этому уже привыкли. Там с режимом проблемы давно. Но в Институте Сербского переговоры заключенных с волей раньше не практиковались. Евстафьев одним из первых сломал эту традицию. У него телефон появился почти сразу. И контакт с волей он имел постоянно.

Главной задачей подследственного, который не впервые косил под шизофреника, было получить соответствующий диагноз. Для этого он напрягал своих подруг на воле, требовал у них номера телефонов влиятельных психиатров-практиков. Евстафьеву нужно было узнать все о симптомах шизофрении: как симулировать признаки болезни, какие лекарства принимать, как отвечать на тесты…

Он звонит не только Шишкову, но и другим специалистам. Например, врачу, занимающемуся электроэнцефалографией. Представляется все тем же Плетко… У окулиста выясняет, как с помощью белладонны добиться нужного расширения зрачков. В Медицинском центре сосудистой хирургии имени Бакулева и НИИ кардиологии узнает, можно ли симулировать сердечно-сосудистое заболевание.

Зачем ему был необходим диагноз? Евстафьев был уверен, что если его признают невменяемым, то на принудительном лечении он пробудет недолго. С его-то связями, деньгами и умением подчинить своей воле любого человека… После освобождения он собирался немедленно выехать за границу, где на счетах в Австрии у него якобы лежала кругленькая сумма с семью нулями. А дальше…

Из писем Евстафьева, приобщенных к материалам уголовного дела:

«За границей я обследуюсь у тамошних спецов. Докажу без труда, что я здоров, и получится, что меня в психушку в России упрятывали намеренно. А соответственно, я попаду в разряд гонимых властью. Они там привыкли, что каждый второй диссидент был «с диагнозом». Это для меня не просто большой, а огромный плюс для тамошней жизни. Значит, будут гарантии того, что меня ни при каких обстоятельствах не выдадут обратно».

Но просто переговоры по телефону много не дадут. Нужна более весомая поддержка и «бумажки». Поэтому Евстафьев совершает абсолютно неслыханное в практике уголовных дел. Сидя в СИЗО, а затем на освидетельствовании в психушке, он заказывает через людей на воле бланки Совета Федерации, факсимильные подписи сенаторов Рябухина и Иванова, другие бланки. После этого аферист начинает новый этап игры. Лже-Плетко засыпает нужных людей фальшивыми письмами из Совета Федерации и других, не менее серьезных организаций.

Он готовит именные адреса к юбилею Института Сербского на имя директора, делает подношения руководящим сотрудникам. Курьеры из «Совета Федерации» привозят нужным людям подарки: то электрочайник, то альбом репродукций художника Шилова, то коробку конфет…

И все это от имени Плетко. Чтобы знали: Плетко — человек влиятельный, ему нужно помогать… Как тут не вспомнить Хлестакова: «…курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних только курьеров!»

На защиту томящегося в застенках психушки инвалида, каким представляется Евстафьев, встают общественные организации: Московская общественная организация инвалидов детства, Всероссийское общество инвалидов, газета инвалидов «Надежда», районные организации инвалидов. Правда, после того как следователи показали документы руководителям этих организаций, те в один голос заявили, что никогда писем в защиту Евстафьева не видели, а подписи на бланках — подделка.

Картина «прозябания» в застенках Бутырки была бы неполной, если бы не рассказ о чисто деловых переговорах, которые Евстафьев вел с друзьями на воле. Вот один из образчиков такой болтовни. Это фрагмент оперативной сводки, называемой в обиходе «прослушкой», вошедший в один из томов уголовного дела:

Евстафьев: Помнишь того, который в Жулебино живет? Собеседник: Толстый такой?

Е.: Я его недавно встретил. Он предложил мне корабль купить. Давай, говорит, возьмем кораблик, отремонтируем, казино устроим.

С.: Ну, а ты?

Е.: Чего я? Готов, говорю, вложить тысяч триста баксов. Только где мы его сейчас купим-то?

С.: Конечно, все кораблики уплыли давно.

Е.: Не скажи. Он меня на Петровку потащил. Помнишь, у нас участковый был? Он еще «Павлин» охранял, подрабатывал. С.: Конечно, помню.

Е.: Знаешь, кем он сейчас на Петровке работает? Подполковник уже, начальник отдела административно-хозяйственной части. Вот так…

С.: Это тот, который живет у рынка?

Е.: Ну да. Тот ему и говорит: «Сделай нам пароходик тысяч за пятнадцать. В Южном порту стоит, списанный. Мы его около парка Горького поставим. Будет денежка капать». И тот обещал помочь. Должны были на следующей неделе ехать покупать. И тут меня арестовали…

Вот такая проза жизни в стенах следственного изолятора. А пароходик, между прочим, рядом с парком Горького все же встал. Правда, не знаю, кто его настоящий хозяин — Толстый, Евстафьев или его веселый собеседник.

— Все разговоры афериста проходили под нашим контролем, — говорит Павел Горячев. — Поэтому мы без труда смогли уличить его в мошенничестве и подлоге. Была у него попытка побега из-под стражи. Он организовал вызов самого себя в Кузьминский суд, где его якобы привлекали в качестве свидетеля. Поддельным документам, оформленным секретарем суда, не дали ход только благодаря бдительности сотрудников СИЗО. Интересно, что участники несостоявшейся аферы — секретарь суда, конвоиры и бывший заместитель командира конвойного полка — позже признались в умысле и покаялись. Видимо, поэтому все они получили условное наказание от полугода до полутора лет.