Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

В другом своем воззвании — от имени «Рабоче-крестьянско-казацкой партии» — Миронов на 15 страницах излагает программу «Российской пролетарско-крестьянской республики» без коммунистов, предлагает ликвидировать Совет Народных Комиссаров, передав полноту власти ЦИК и Советам на местах:

«Прежде всего остановить Деникина, а затем разбить его. Остановить и разбить Деникина можно только единением народных сил, а единение это будет тогда, когда со сцены сойдут коммунисты, а особенно апфельбаумы, нахамкесы и т. п. компания (вспомним, на этот фактор мы тоже обращали внимание — авт.). Сойти добровольно со сцены они, вследствие больного своего воображение и злобы, не пожелают. Придется им скомандовать: долой. И как только донские казаки услышат, что русский народ сбросил коммунистов, они тотчас же остановятся и первую остановку Деникину придется сделать помимо воли».

Когда в ночь на 23 августа 1919 года член Реввоенсовета Южного фронта Смилга узнал о решении Миронова, он вызвал его на переговоры по прямому проводу и отдал распоряжение самовольно не выступать, предложил прибыть для переговоров в Пензу, где размещался штаб Южного фронта. Миронов ответил, что задыхается в создавшейся атмосфере: «Фронт определенно во мне нуждается, категорически настаиваю не препятствовать уходу корпуса на фронт для борьбы с Деникиным».

В Пензу Миронов не поехал, сославшись на потерю душевного равновесия, хотя в действительности опасался быть там арестованным. Эти опасения были вовсе не беспочвенными. Реввоенсовет Южного фронта уже отдал распоряжение о вооруженном подавлении мироновского выступления. По маршруту движения корпуса накапливались серьезные воинские силы, в том числе части запасной армии и конного корпуса Буденного.

24 августа Миронов выступил из Саранска. На состоявшемся накануне митинге присутствовал и выступал член реввоенсовета корпуса Скалов, обнародовавший распоряжение Смилги об объявлении Миронова вне закона. Миронов оборвал его: «Довольно, я не позволю агитировать моих казаков». Перед этим он дал телеграмму:

«Пенза. Штаб девятой армии. Прошу передать Южфронту, что я, видя гибель социальной революции и открытый саботаж с формированием корпуса, не могу находиться дальше в бездействии, зная из полученных с фронта писем, что меня ждет, выступаю с имеющимися у меня силами на жестокую борьбу с Деникиным и буржуазией. На красных знаменах Донского корпуса написано: вся земля крестьянам, все фабрики и заводы рабочим, вся власть трудовому народу в лице подлинных советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, избранных трудящимися на основе свободной социальной агитации. Долой самодержавие и бюрократизм комиссаров и коммунистов, заливших всю страну кровью и погубивших дело революции. Я не один. Подлинная исстрадавшаяся душа народа со мною и в этом спасение революции. Все так называемые дезертиры присоединятся ко мне и составят ту грозную силу, перед которой дрогнет Деникин и преклонятся коммунисты».

Текст этот был опубликован в форме воззвания, отпечатанного типографским способом, с призывом: «Зову всех любящих ПРАВДУ и подлинную СВОБОДУ в ряды корпуса».

В пути комкор не гнушался по нескольку раз в день выступать на митингах, разъясняя причины своих разногласий с властями и цели, которых, по его мнению, должно добиваться донское казачество. Он шел против Деникина и прямо говорил об этом, а ему приписывали «открытую агитацию против существующей Советской власти, разжигание межнациональной розни», потому лишь что он называл нынешнее правительство «жидокоммунистическим», употребляя такие же приемы против вождей Красной Армии в лице Троцкого».

Да, отношения с Реввоенсоветом Республики и его председателем у Миронова явно не складывались. Ну, не испытывали они симпатий друг к другу. А если тов. Троцкий кого-то не жаловал, то делал он это основательно. В статье «Полковник Миронов» Троцкий писал, что Миронов желает стать на Дону наказным атаманом и, хотя уверяет, что Деникин ему враг, «помогает Деникину. Нет никакого сомнения, что между ними натягиваются тайные связи, темные посредники переходят из деникинского лагеря в мироновский и обратно». До аргументации предреввоенсовета не опускался.

Мироновцы свои намерения не скрывали — рвали телефонные провода, реквизировали лошадей и телеги, устраивали митинги. Словами дело не ограничивалось, заряженное ружье должно было выстрелить и стреляло. За три недели — с 24 августа до 14 сентября произошло несколько столкновений между мироновсцами и преследовавшими их частями красных. Преследователи потеряли 4 человека убитыми и 32 ранеными, из которых двое впоследствии умерли от ран. Данных о потерях мироновского корпуса, к сожалению, нет.

Если попытаться воссоздать взаимоотношения действующих лиц этого одного из серьезнейших внутренних конфликтов Гражданской войны, в поведении Троцкого и его ближайшего окружения можно уловить мотивы не только личной неприязни к Миронову и казачеству. События на фронтах развивались тогда вообще не ахти как здорово. Корпус Мамонтова легко, словно на учении, продвигается к центру сосредоточения красных войск на Юге России — городу Козлову. Усилил давление с востока адмирал Колчак. В который уже раз судьба революционных завоеваний оказывается под угрозой. А Миронов в такой момент отправляется в поисках справедливости на фронт. На чьей стороне он окажется?

Остановить. Разоружить. И как можно быстрее. Все произошло до удивления просто. О.И. Городовиков рассказывает в своей книге «Воспоминания»:

«Действуя в направлении станицы Усть-Медведицкой, мы получили неожиданное известие об измене бывшего полковника Миронова, организовавшего в г. Саранске донской казачий корпус. В этот же день С.М.Буденный получил приказ о немедленном выступлении в Воронежскую губернию для ликвидации прорвавшегося в тыл нашим частям белогвардейского конного корпуса генерала Мамонтова… Вдали раскинулась станица Анненская. Навстречу едет несколько казаков. От них я узнал, что мироновский корпус двигается навстречу нам для соединения с 23-й стрелковой дивизией, которой ранее командовал Миронов.

Вскоре показалась колонна мироновцев, только что вышедшая из станицы. Встречу с ними мы ожидали, но не предполагали, что она произойдет так скоро. Выставив 20 пулеметов и развернув бригаду, мы приготовились ко всему. Мироновцы подошли и также развернулись шагах в двухстах.

Спрашиваю: Куда двигаетесь? Отвечают: Соединяться с двадцать третьей дивизией! Где Миронов? А он сзади едет на повозке! Вижу, скачет Миронов. Осадив коня, он зло выкрикнул: Что, вы нас за врагов считаете? Вокруг Миронова столпились солдаты. Он начал было митинговать. Сохраняя спокойствие, говорю ему, что он объявлен изменником и проводить митинг не имеет права. Разъяренный Миронов предлагает разойтись на четыре версты и «удариться». Ответив ему, что готов это сделать, я подаю пулеметчикам команду приготовиться. В мироновском отряде зашумели: Со своими драться не будем! Воспользовавшись суматохой, я приказал арестовать Миронова»…