Юрий Бондарев - Поиск истины [Авторский сборник]

О чем он думал — о погибших товарищах или об утраченных победах тридцать девятого и сорок первого годов, таких заманчивых и опьяняющих; о справедливости истории или о несправедливости ее и несвершившихся надеждах; о трагедии этой страшной войны или о несдержанной хмельной власти силы при виде горящих завоеванных городов? И думал ли он о 56 миллионах погибших в эту войну, среди которых 20 миллионов советских людей и 7 миллионов немцев, 2 миллиона 620 тысяч поляков, 1 миллион 600 тысяч югославов, 520 тысяч французов, 360 тысяч англичан, 220 тысяч американцев?

И я глядел на сухое, без морщин лицо этого немца (человека приблизительно моего возраста), пытаясь разгадать ход его мыслей, его убеждения и прошлое.

Потом к памятнику подошел мальчик лет одиннадцати, в новых желтых ботинках, в белых гольфах, светловолосый, со вздернутым носом, стал ходить бесцеремонно по каменным плитам, как-то очень быстро, скользяще разглядывая венки, но не придавая, видимо, никакого значения надписям на лентах с Железными крестами. Этим мальчишкой, похожим на всех мальчишек мира, двигало только одно любопытство. Разумеется, у него не было еще биографии. В его сознании понятие «война» было лишь игрой. Не сомневаюсь, он не мог точно знать, что такое фашизм и как началась мировая катастрофа, отнюдь не напоминающая детскую игру.

Почему я вспомнил об этом мальчике?

Каждый мыслящий человек понимает сейчас, насколько неспокойной стала жизнь на маленькой планете Земля, накопившей апокалипсические силы массового уничтожения, предназначенные, как заявляют в агрессивных военных кругах, для «последней термоядерной» или «превентивной войны», или войны, ревизующей границы по Одеру и Нейсе.

Немыслимо представить себе, что в 70-х годах XX столетия, когда прогресс человеческого разума почти на пороге тайного тайн в науке, технике, космосе, невозможно представить, что все уже сделанные гениальные открытия разума, как бы самой природой предназначенные для всеобщего блага и процветания, направлены против самого человечества и отдают запахом смерти, крови, гибели, запахом обуглившейся земли, разрушенных городов, сгоревших книг, великих творений духовной красоты.

Наверно, об этом я думал в тот дождливый день в Гамбурге, глядя на мальчика, пока еще похожего на всех мальчиков мира.

Я хорошо знаю, что от нас, писателей, имеющих прямое отношение к правде истории, миру и войне, зависит многое. Один американский писатель во время горячего спора о художнической позиции вдруг остановил переводчика на полуслове, наклонился ко мне и сказал с грустью: «Что мы дискутируем? Разница в главном. Вы верите… а мы изверились в человеке. Мы считаем, что мир — хаос, а вы — материалисты. Я завидую вашей вере в добро и истину».

Возможно, будущий историк, исследуя войны, глубоко поразится тому, что во всей истории человечества — от детства его и до зрелости — слишком много дат военных сражений, помпезно отмеченных вех триумфальных побед и тягостных вех поражений, слишком много подробных жизнеописаний полководцев, цезарей, властолюбивых консулов, жестоких королей, железных императоров, генералов, слишком много тщательных и скрупулезных описаний многолетних походов, нашествий, связанных с возвышением и падением государств. От века лилась кровь, рушились ранние цивилизации, засыпались остатками руин яркие самобытные культуры, заносились песками, выжигались солнцем опустошенные города, превращались в рабов целые народы, исчезали древние государства, перекраивался мир, присоединялись огнем и мечом территории; позднее изысканный язык дипломатов заменялся смертельным языком ружей, пулеметов, дальнобойных орудий, обстреливающих столицы Европы. На мутной волне властолюбия и национализма возникали решительные и честолюбивые бонапарты и канцлеры, воинственно звенели шпорами, неистово размахивали оружием, одержимые жаждой завоеваний.

На полях сражений выбивались целые поколения. Равнины Европы покрывались кладбищами, в холодных крестьянских домах кашляли, задыхались по ночам отравленные газами, а в больших городах сверкало разливанное море огней, в сигарном дыму столиц среди пьяного угара лилось шампанское, мелькали коротенькие юбочки танцовщиц с мертвенно-бледными лицами, солидно сияли под люстрами лысины политиканов, блестели аккуратные проборы дельцов, сколачивающих на пролитой крови состояния.

Возможно, так или приблизительно так представятся прошлые войны перед мысленным взором историка.

Но потом переворачивается новая страница истории человечества — и, как ослепляющая вспышка, возникнет эпоха Октябрьской революции, гражданской войны, длительная схватка справедливости со злом, закончившаяся победой свободы. И наконец, Отечественная война, всколыхнувшая весь мир смертельной борьбой единственного в истории социалистического государства с силами фашизма.

Мы, современники, еще помнящие эту войну, только сейчас со всей масштабностью и пронзительностью начинаем осмысливать всю нечеловеческую проверку огнем, испытание на здоровье и прочность Советского государства.

Независимо от возраста можно забыть отдельные эпизоды своей биографии, тускнеют, стираются черты знакомых когда-то тебе людей, даже чуть затушевываются наиболее ярко отпечатавшиеся в памяти живые картины юности. Но нельзя забывать страницы биографии своего народа.

Мы понимали, что такое фашизм. И понимали степень опасности, надвигавшейся на нас.

Фашизм — это философия насилия и разрушения личности, это зловещее подчинение разума инстинктам, это «сила выше права», взгляд на свободно мыслящего человека, как на взбесившееся животное, достойное кнута и смерти, это педантично рассчитанное убийство миллионов людей, насилие над мыслью, над любовью, над молодостью, это жирно дымящие трубы крематориев в концлагерях, выстрелы в затылок, это презрительное отрицание совести, как сентиментальности, мешающей нажать спусковой крючок автомата, нацеленного в ясные глаза ребенка.

«Третий рейх» существовал двенадцать лет, уничтожив за этот короткий срок миллионы людей.

Потом сокрушительный ветер возмездия смел с перекрестков истории целые армии вторжения, жестокую мощь солдатской империи, мнимые истины и самую человеконенавистническую философию — фашизм.

Но в начале сороковых годов ни один, даже скептически мыслящий западный историк не мог предположить эту быструю гибель фашистского «величия».

Бесспорно, в «третьем рейхе» были самые воинственные солдатские марши и самое скорострельное автоматическое оружие. На оружии стояло клеймо, подобное счастливому заклинанию верующих: «С нами бог». В новейшие танки и скоростные истребители садились надменные голубоглазые викинги с твердой складкой губ. Во время атак они, как мясники, засучивали рукава. Они умели убивать. Их армии, сильнейшие в Европе, подобно смертельным щупальцам спрута, присасывались к древнейшим городам Европейского континента и силой ставили их на колени.